пустоты: будто чего-то не хватало.
В то время на улице Полонсо было две гостиницы. Одна, в доме 49, принадлежала некоему Рукетту. В справочнике она значится как «Отель-бар». Другая помещалась в доме 32, хозяин – некто Шарль Кампацци. У этих гостиниц не было даже названий. А сегодня нет и самих гостиниц.
Где-то году в 1968-м я любил ходить бульварами, до самого моста надземной линии метро. Начинал свою прогулку от площади Бланш. В декабре центральный газон пестрел ярмарочными балаганчиками. По мере того как я приближался к бульвару Шапель, огни постепенно меркли. Тогда я еще ничего не знал о Доре Брюдер и ее родителях. Помню, у меня было странное чувство, когда я шел вдоль стены больницы Ларибуазьер, а потом над железнодорожными путями, – как будто я попал в самый темный район Парижа. Но это была просто игра контраста: после чересчур ярких огней бульвара Клиши – бесконечная черная глухая стена и сумрак под сводами метро…
В моей памяти квартал Шапель запечатлелся как нечто подвижное, убегавшее, вероятно, из-за железнодорожных путей, соседства Северного вокзала и грохота проносящихся над головой поездов метро… Мне казалось, никто не мог осесть здесь надолго. Это был перекресток дорог, откуда они уходили на все четыре стороны.
И все же я выписал адреса детского сада и школ в этом квартале; может быть, в их архивах я найду имя Доры Брюдер, если, конечно, сад и школы еще существуют.
Детский сад: улица Сен-Люк, 3.
Начальные школы для девочек: улица Каве, 11; улица Пуасоньер, 43, тупик Оран.
Потом прошло немало лет у заставы Клиньянкур. Я не знаю, как они жили все эти годы до войны. С каких пор Сесиль Брюдер работала «меховщицей» или «швеей по найму», как значится в карточках? Племянница сказала, что она устроилась в какое-то ателье, кажется, на улице Рюиссо, но точно не помнит. А Эрнест Брюдер – был ли он по-прежнему рабочим, уже не на заводе Вестингауза, а где-нибудь в другом предместье? Или тоже нашел работу в какой-то пошивочной мастерской в Париже? На карточке, составленной на него во время оккупации, где я прочел: «Инвалид войны 100 %» и «Французский легионер 2-го класса», против слова «профессия» написано: «Нет».
Передо мной несколько фотографий той поры. Вот самая старая – в день их свадьбы. Они сидят, положив локти на круглый столик. Она окутана белой фатой, которая вроде бы завязана узлом у левой щеки и ниспадает до земли. Он в темном костюме, в белом галстуке-бабочке. А вот их снимок с дочерью Дорой. Они сидят, Дора стоит между ними – ей года два, не больше. Вот фотография Доры: ее сняли, очевидно, по случаю вручения школьных наград. Здесь ей лет двенадцать, она в белом платьице и белых носочках. В правой руке держит книгу. На голове у нее маленькая корона или, скорее, веночек из белых цветов. Левая рука лежит на ребре большого белого куба с геометрическим орнаментом из черных линий; видимо, этот куб поставлен специально для декорации. Вот еще снимок, сделанный там же и в ту же пору, может быть, даже в тот же день: нетрудно узнать плиточный пол и белый куб с геометрическим
