Я в это время начал уже вставать, и его колено ударило меня по плечу.
– Простите, – сказал я, хотя мне не за что было извиняться, и я подозревал, что мужчина ударил меня намеренно.
Мы ушли.
Минут через пятнадцать отец Макнами спросил:
– Бог так и не поговорил с тобой?
– Нет, – ответил я.
– Наверняка этот осел не разговаривал и с Чарльзом Гито, – сказал он.
Я ничего не ответил ему.
Я не хотел больше говорить о Чарльзе Гито.
В основном потому, что мне не хотелось вспоминать его рассеченный мозг, сохраненный навечно в банке.
– Хочешь знать, почему я так уверен, что Бог не велел Гито убивать Гарфилда?
Отец Макнами вопросительно смотрел на меня, и я кивнул. На самом деле я не хотел этого знать, но понимал, что проще кивнуть, так как ему хотелось высказаться и это был самый быстрый способ покончить с этим вопросом.
– Бог не подговаривает людей совершать плохие поступки. Бог никому не велит убивать президентов. Даже когда Он велел Аврааму убить Исаака, Он не дал ему это сделать и послал ангела, чтобы тот остановил Авраама. Это была просто проверка. Но тебя, Бартоломью, Бог уже проверил болезнью твоей матери и убедился, что у тебя доброе, чистое сердце. Ты выдержал испытание.
Мне сказанное им не понравилось, ведь это означало, что Бог наслал болезнь на маму, чтобы испытать меня, и если вправду так, то как я мог верить по-прежнему в такого Бога?
– Что-то подсказывает мне, что скоро ты поможешь другим без особых жертв, – сказал отец Макнами.
Я подумал, что, может быть, Чарльз Гито воображал, что убийством президента Гарфилда принесет пользу стране, может быть, он верил, что делает доброе дело. А может быть, он был просто помешанным. Но мне не хотелось дискутировать с отцом Макнами. У него был такой довольный вид, будто он произнес самую важную в своей жизни проповедь. Я все больше склонялся к мысли, что у него тоже не все в порядке с головой.
– Бог общается с нами не только с помощью слов, Бартоломью, – сказал он, когда мы ждали зеленый свет на перекрестке. – Иногда это бывает всего лишь ощущение, наитие. У тебя такого не было?
Я помотал головой.
Больше до самого дома мы не разговаривали.
Отец Макнами опять стал на колени в гостиной, чтобы продолжить свою молитву, а я пошел в библиотеку, наслаждаясь ходьбой, холодным воздухом у себя в носу и солнечным теплом на лице.
Библиодевушка в этот день не работала.
Я притворился, что читаю новости в журналах «Ньюсуик», «Тайм» и других, но на самом деле я в основном вспоминал свой сон о том, как мама падает в бездонную черную яму под настилом.
Когда несколько часов спустя я вернулся домой, отец Макнами все еще молился. Глаза его были крепко зажмурены, кисти рук вцепились друг в друга так яростно, что даже побелели, губы шептали какие-то слова с устрашающей скоростью, виски блестели от пота.
К обеду он не вышел.
Когда я ложился спать, он все еще был на коленях.
Интересно, что можно говорить
