не слишком хорошо относился к ней.
– Бил?
Нилам едва не задохнулся от сознания собственной беспомощности и вины, но при этом довольно сдержанно произнес:
– Бывало и такое.
Наступило долгое молчание, во время которого Амит заметил, как сильно изменился младший брат – вытянулся, окреп, возмужал, а Нилам догадался, что Амиту только и надо, что поскорее завершить дела и убраться восвояси.
– Завтра похороны. Как ни жаль, Ратна должна взойти на костер, – проронил Амит.
Нилам собрал волю в кулак.
– Она в положении.
– Вот как? А это точно?
– Вроде бы да.
Амит сцепил пальцы.
– Тогда ее надо устроить у каких-то родственников – до рождения ребенка.
– Разве она не может остаться здесь?
– С тобой? Конечно нет.
У Нилама пересохло в горле.
– А что будет дальше?
– Что ты имеешь в виду? Лавка перейдет тебе, мне она не нужна, и ты это знаешь. Дом – тоже.
– Я не об этом. Я хочу знать, что станет с Ратной, когда ребенок появится на свет?
Амит задумался.
– Полагаю, ей придется отправиться в приют для вдов, какие существуют при некоторых храмах. У нас не осталось ближайшей родни, и едва ли кто-то захочет взять ее к себе.
Нилам выслушал все это, затаив дыхание.
– А ребенок?
Амит сделал большую паузу, потом раскурил хуку[16] и, не отвечая на вопрос брата, начал рассказ о себе.
Сипайский лагерь состоял из трех-четырех тысяч хижин, заменявших военные палатки. Они образовывали кварталы, обведенные водосточными канавками и отделенные мощеными переулками. Обстановка хижины состояла из постели, медного сосуда для омовения, глиняной посуды и плетеной корзины для хранения платья. Каждый сипай носил оружие, подчинялся воинской дисциплине и получал жалованье.
– А как вы живете вне службы?
– Так, как приписывают кастовые правила. Мы не питаемся из общего котла, как англичане. А когда я в увольнении, для меня готовит жена.
Нилам едва не подавился куском лепешки.
– Жена?!
Амит хранил спокойствие, присущее военному человеку.
– Да. Я женился полгода назад. Взял в жены девушку из нашей касты. Пока что она живет в городе со своими родителями.
– Ты вступил в брак, не спросив отца?! – воскликнул Нилам, забыв о том, какой проступок совершил он сам.
– Я отделился от него и начал самостоятельную жизнь. Я получаю жалованье и могу содержать семью.
За этими словами скрывалось нечто большее. Нилам понимал, что старшему брату удалось переступить некую грань, созданную суровым кастовым строем. Род занятий вайшья нес на себе печать обыденности. Они не могли посвятить себя военной службе, как кшатрии, или отдавать свое время изучению религии,
Трубка.
