этой напасти: нет смысла смотреть и искать в этом направлении, фикция там. А вдруг наводка какая найдётся? Не найдётся.
Зашёл с пакетом в дом. Не раздеваясь, не разуваясь, прошёл в комнату. Посмотрел. Да, можно было предположить, но как такое предположишь. Виктор жадно отхлебнул из дежурной бутылки. Обратный адрес – его адрес. А как же почта приняла? А им-то какое дело? Они и не смотрели, наверное. А если бы и увидели? Оплачено – доставили. А зачем вообще почта? Можно подойти и бросить в ящик без всякой почты. Мрак.
Разрезал пакет. Вытряхнул на стол. Упала одна бумажка, на ней что-то напечатано. Заглянул в пакет – пусто. Рассмотрел послание. Так, так, так. Новое что-то. Те – покойники. А этот? Включи мозг, включи мозг. Повертел бумагу. Больше ничего. Линия не выстраивалась.
Так, так… А причина смерти? Тех – двух. Достал прежние пакеты, аккуратно извлёк свидетельства. Ясно. Что значит повреждения, не совместимые с жизнью? Авария? Убийства. И в этот момент Виктор понял: убийства. Эти люди убиты. И он получил на свой счёт деньги «за хорошую работу», как и написано в послании. Так что: «Я их убил!» От этой мысли Виктор аж присел, словно на голову и плечи судьба опустила ему совершенно неподъёмный груз. Дни, дни, я же проверял дни, когда они умерли. Где я был в это время. Не помню, не знаю, ничего не могу сказать. И почему дата смерти должна совпадать с датой совершения преступления. Какого преступления? О чём это я? Так, именно так – я думаю об убийстве и о том, кто их совершал. Деньги пришли мне, значит… Нет, этого не может быть. Если я, то зачем мне это? Как зачем – деньги, деньги…
Виктор сделал большой глоток, от души, от всей души. Горячая волна проскочила от желудка к голове почти мгновенно. Раздвоение? Может же быть такое? Один близится к банкротству и пьёт со страху, от безысходности коньяк. Другой тупо убивает и ничего не помнит. Нет, не тупо. Если деньги приходят, значит, кто-то за этим всем стоит. Заказчик? Если есть заказчик, то я – исполнитель, киллер.
И – последнее письмо. Почему последнее? Не надо пока ничего последнего. Последнее из имеющихся. Как здесь быть? Намёк? Надо же что-то делать, надо бороться? Надо хотя бы обозначить сопротивление. Сказано: боги помогают тому, кто не сдаётся. Где они, мои боги? Стоп, почему во множественном числе? Это у язычников. Я – не язычник. И я – не киллер. Я не хочу быть убийцей – вольным или невольным!
…Первое, о чём подумал Виктор следующим утром, это об особенностях собственной памяти. Он помнил почти весь предыдущий день и даже яркую попытку сопротивления. А вот дальше – туман. Что делать? Но и кто виноват, неизвестно. Он, как загнанный зверь, бродил по комнате. Помощь? Откуда? От кого? Как я смогу всё это рассказать – о фирме, о пакетах, о свидетельствах, о могилах, убийствах… Сразу упекут. Куда? В тюрьму? В больницу? Кто ж будет лечить кровавого убийцу? Хрен редьки не слаще. Как хочется редьки, с постным маслом… Надо подлечиться. Не пора ли на водку перейти? Может, и пора, но пока – коньячок. Нельзя, но надо, необходимо. Иначе – умру сегодня. А
