собственноручно сочинителем, да еще в придачу с авторскими комментариями на полях… За такой свиток иной дайме, из знатных покровителей искусства, годового жалованья риса не пожалеет.
Мысль пришла и ушла, оставив легкий налет вульгарности.
При чем тут рис? – отцовские свитки бесценны…
– Простите, наставник, но мы вынуждены отказаться. – Старший брат еще раз низко поклонился. – Верьте, мы скорбим, уходя! Пожалуй, в следующий раз, когда я вернусь в столицу…
Он запнулся, успокоил дыхание и твердо поправился:
– Если я вернусь в столицу. Тогда вы будете первым, к кому я зайду выразить свое неподдельное уважение.
– Да, да, конечно, – понимающе закивал Идзаса-сэнсей, сверкая лысиной на солнце. – Мирские почести, – мастер многозначительно понизил голос, – равно как опала и покровительство, преходящи! Один талант вечен, и указами его не отобрать. Я понимаю… А ваш младший брат – он ведь остается в городе? Я вас правильно понял, Мотомаса-сан?
Наставник «Небесной души» во время приватных разговоров всегда прибавлял к имени Мотомасы уважительную приставку «сан», несмотря на разницу в происхождении.
На занятиях он этого не делал.
Мотоеси шагнул вперед.
– Я… – Юноша понимал, что нарушает приличия, самовольно вмешиваясь в беседу старших, мешая брату ответить на вопрос наставника, и поэтому торопливо поклонился. – Сэнсей, умоляю, поймите меня правильно! Я…
Левая бровь Идзасы-сэнсея поползла вверх.
– Я слушаю, – очень тихо сказал мастер меча.
Как клинок из ножен вынул.
– Я больше не имею возможности посещать ваши занятия! – единым духом выпалил юноша и чуть не зажмурился от страха: таким острым вдруг стал рассеянный взгляд наставника.
– Ты решил сменить учителя?
– Что вы!.. что вы… никогда! Лучшего учителя, чем вы, не найти, даже если пройти пешком от мыса Амагасаки до горы Хиэй! Просто… просто…
– Я слушаю, – повторил Идзаса-сэнсей.
Юноша все-таки зажмурился.
Говорить так было легче, но не очень.
– Я… я – бездарный ученик! Я – позор своего наставника! И кроме того… ну, вы понимаете, учитель!.. сегун подверг опале наше семейство, и теперь…
– И теперь ты боишься навлечь на меня гнев сегуна Есинори?
Идзаса-сэнсей сейчас думал быстро. Многие не понимали, что медлительность этого человека во всех делах житейских способна перерасти в стремительность атакующей змеи без перехода, сразу, едва события переходили определенную, видимую только мастером черту. Многие не понимали, за что и поплатились; но сейчас речь не об этом.
Юнец прав – сегун злопамятен.
Юнец прав.
Но согласиться с его правотой – вот истинный позор.
Даже если этот позор родствен безопасности.
Улыбка растянула тонкие, бескровные губы маленького
