порыву, который захватил принца. Его ласки были почти болезненными, его движения – почти грубыми, а соединение их тел – почти мучительным.
Однако эта мука стала настоящей отрадой для обоих, разрешившись невиданным по силе взрывом. И в этот миг две души, жаждавшие друг друга, соединились в одну душу.
Шахрияр, придя в себя, произнес одно-единственное слово, которое прозвучало как клятва:
– Согласна?
И Шахразада ответила:
– Согласна.
Свиток первый
В который уж раз за прошедшие годы Герсими бросила взгляд на стену Малого церемониального зала. Там, на почетном месте, скрепленный Большой Печатью, красовался свиток, называвший Шахразаду, дочь визиря Ахмета и его жены, мудрой Сафии, женой халифа Шахрияра Третьего перед лицом Аллаха всесильного и всевидящего и перед всем миром.
И в который раз поразилась тому, что по-прежнему дышат настоящим чувством сухие строки, что печать скрепляет две души, и в самом деле созданные друг для друга.
Герсими светло улыбнулась: она не завидовала своей «сестричке», ставшей пять лет назад для нее настоящей сестрой, – ибо она сама была замужем за младшим братом халифа Шахрияра, его первым советником, Шахземаном. Наоборот, она радовалась тому, что пять лет назад смогла уберечь от беды тех, кого считала самыми близкими своими людьми. Тех, кто и в самом деле смог стать ее семьей.
Прошедшие годы подарили Шахразаде прекрасных сыновей-близнецов и милую дочурку. Герсими обрела сына и готовилась к тому, что вскоре порадует супруга еще одним отпрыском. Иногда, к счастью, история, начинающаяся как трагедия, превращается в добрую волшебную сказку.
Так, как произошло это у мудрой и веселой Шахразады, сумевшей уберечь собственную голову, пустив ее в дело. Мало того – дочь визиря смогла не только развеять заклятие, тяготеющее над принцем Шахрияром. Шахразада из несчастной, обреченной на смерть, превратилась в любимую жену халифа, который и в самом деле не чаял в ней души.
Иногда Шахземан со смехом повторял, что в нем, «мудрейшем из мудрых», нет вовсе никакой надобности, ибо Шахразада всегда подсказывает мужу решение, которое любой мудрец (да и любой обычный человек) счел бы единственно верным и к тому же самым простым. Пусть халиф Шахрияр иногда хмурился, услыхав слова своей жены, но все же прислушивался к ее тихому голосу так, как не прислушивался и к крикам всего дивана.
Цвела великая страна, управляемая, что тут скрывать, не без помощи умной и любящей женщины. Очень скоро перестали засматриваться на ее богатства кровожадные соседи, рассудив, что через какое-то время породниться с великим халифом Кордовы будет куда проще, чем вложить немало золота в подкуп царедворцев или интриги дивана, не говоря уже о тысячах душ, которые пришлось бы отдать в войне за пядь земли под рукой Шахрияра Третьего.
Да и сам халиф Шахрияр превратился в совершенно другого человека – годы спокойной жизни изгнали из его души печаль и суетность,
