будут лодьи да другие суда ходить, захиреет город. Товары, здесь сделанные, вывозить надобно, не только для себя ладожане трудятся, да и каждый двор на торжище завязан. Город торжищем богат, а купцы в нем силу великую имеют. Купцов и Гюрята поддержал, лучше уж варягам дань снова платить, чем разорену быть, а за ним и Наум, у которого дом хоть и сгорел, а товару в лодьях, успевших от берега отойти, много осталось, и другие, кто побогаче, кому важно, чтоб снова торг в Ладоге знатный был, а при варягах или при ком другом – неважно. Мало того, напомнили Гостомыслово слово, какое перед смертью сказано – звать к себе на княжение его внука, от дочери Умилы рожденного. Герраудом кличут и во Фрисландии с отцом, норманнским князем, живет.
А все одно – в Ладоге вольница, ладожан просто так ничего сделать не заставишь, ничего не решили и в этот раз. Но на следующий день заметил Олекса, что то один, то другой ладожанин стал к Охриме или Науму заходить, вроде как по делу, только выходят из их дворов и отчего-то затылок чешут. Не вышло у купцов да тех, кто с ними, наскоком мужиков взять, решили потихоньку, по одному. Вскоре подтвердилась дума Олексова, снова созвали ладожане вече, снова говорить про норманнов да про наряд для Ладоги стали. Мол, славяне решили себе со стороны князя взять, а мы что же? Олекса поинтересовался у Охримы:
– И кого же? Уж не норманнов ли?
– А хоть бы и их! – окрысился на него купец. – Все порядку поболе будет, не станут дворы гореть!
– Это каких норманнов?! Каких мы прогнали, пока ты за море ходил?!
Загудели мужики, понял и Охрима, что худым дело закончиться может, стал уговаривать:
– Вы что, мужики, не слушайте вы его, он разве что путное скажет? Не о тех норманнах речь ведем. Мало ли их за морем? Там тоже разные люди есть. Главное, чтоб сильным конунг был, чтоб у него дружина крепкая была, от любой напасти защитить могла…
Олексу угомонить тяжело:
– А от тех защитников кто нас защищать станет? Не ты ли? А то эта сильная дружина, как волк среди овец, порядок наводить будет.
Смеются мужики, только, видно, взяли их чем-то купцы да богатеи, бороды мнут, а Олексу особо не поддерживают. Чует он, что пересилили его купцы, и Сирко за полу дергает, чтоб перестал, видно же, что заранее все решено. Но удержаться не смог:
– Так чего же за морем-то правды искать? Может, лучше вон в Изборск податься за ней?
– Там сами ее на стороне ищут. К варягам надобно!
Зашумели ладожане, кто про варягов кричит, кто про своих, славян. Только снова Наум напомнил, что и славяне не могут сами справиться, у них спор идет про то, кто главнее да кому правду держать. Тут уже Сирко не выдержал, вступился:
– Не славяне спорят, а вот такие, как вы с Охримой, у кого серебра да злата много. Людям что спорить? Не обижал бы никто, да с погодой везло, так нам и никакой власти не надо!
Охрима с трудом перекрыл своим зычным басом шум, который поднялся в ответ на слова Сирка, понятно, что соглашались мужики, те, которые
