терпеть ой как трудно! Если бы так было в первый раз, Назар сам позвонил бы и сдался санитарам, но весь фокус в том и заключается, что дошел он до такой жизни постепенно и заподозрил неладное далеко не сразу. А теперь, похоже, он влип уже так, что никакие санитары не помогут.
Если мы спросим его, он затруднится ответить, когда это случилось с ним в первый раз. Но можно предположить, что случай с сигаретой был одним из первых.
Когда Колян, явно желая выпендриться перед другом, деловито вытащил сигарету и сунул в рот, Назар сразу понял, что за этим последует. А последует его, Назара, жгучее желание непременно доказать, что и он не просто так землю топчет, а очень даже что-то такое тоже может.
Назар прекрасно себя знал, да и Колян совершал подобные провокации не впервой. Взять, хотя бы, то катание на велике, после которого оба ходили в гипсе, как братья-близнецы. Поэтому Назар отнесся к появлению сигареты в зубах приятеля гораздо спокойнее, чем тот рассчитывал. Он просто протянул руку, требуя вторую.
Результат, правда, оказался несколько неожиданным. Едва оранжевая в крапинку поверхность фильтра коснулась назаровой губы, язык ошпарило таким мерзостным вкусом, что чуть не стошнило. С перекошенным ртом Назар выпучил глаза на Коляна и принялся вертеть пальцем у виска. Сказать что-либо вслух он не мог. Колян нахмурился, проводил взглядом упавшее в мартовскую слякоть добро, а затем поинтересовался:
– Ты чо?
Назар помотал головой, словно вкус можно было так просто вытряхнуть. Дар речи вернулся, и он ответил:
– Да ну нафиг! И тебе не советую. – И еще ногой на сигарету наступил, для пущей убедительности.
Колян больше претензий не предъявлял – в одиночку быть крутым ему показалось приятнее.
А дальше было еще хлеще. В следующий раз Колян раздобыл где-то банку пива. Назар так и не понял, как ему удалось. Вроде совсем еще пацан, такому не продадут, старших приятелей нет, а стащить из дома – так хватятся сразу, у них с этим строго. Колян хранил тайну, как Кощей свою смерть, а Назар поудивлялся для порядка, да бросил.
Опасаясь очередного вкусового выкрутаса, Назар только слегка пригубил, язык обмакнул. Катастрофы не случилось, он уже было собрался облегченно вздохнуть, но беда пришла, откуда не ждал – пена хлынула из теплой банки, уделался весь, хоть выжимай. А запах-то сами знаете какой. И еще холодно, весна только-только занялась. Метнулся Назар домой, благо рядом, да только войдя в квартиру и допетрил, что мать дома.
Давненько он себя так мерзко не чувствовал: вроде и в рот-то не взял ни капли, – ну почти, конечно, – а вид как у бомжа последнего, и вонища. Мать молча стояла и смотрела, а Назар глаз отвести не мог, словно его на копье насадили. И стало ему вдруг жутко холодно, аж волосы дыбом и кожа пупырками. И чем сильнее мать хмурилась, тем сильнее холод пробирал.
Так и раскололся Назар, все как есть выложил. Коляна заложил, происшествие посекундно расписал.
