исключением из правил.
Игорь был из той породы мужиков, отношение к дамам которых заключалось не в мимозах разного калибра на Восьмое марта, а в уверенности женщин, что: им всегда уступят место («даже» в трамвае); в рыло хаму всегда заедут, если он оскорбит; им всегда купят «помаду» на «последнюю бутылку»; им всегда… А ведь подобное отношение мужчин к миру, по сути, и есть нравственная температура общества. При таких установках даже пресловутое Восьмое марта становится особенным. А без мужчин с нормальной буквы государственный праздник имени Клары Цеткин становится армейским положняком, на котором мужики имеют право нализаться и потребовать доставки домой на руках тех, кто в силах остановить коня.
– …Кстати, я просил ребят захватить с собой и Козырева, но он, со слов Лямки, сегодня работает в вечернюю смену. Скорее всего, соврал, ну да чего уж теперь…
– А почему ты решил, что Пашка соврал? – насторожилась Полина.
– Да потому что он меня на дух не переносит. Наверняка ждет не дождется, когда меня пристрелят. Или когда я сам дуба дам. Но вот хрен ему – не дождется.
– Игорь, как ты можешь?!
– Ой, слушай, вот только не надо затягивать «наговариваете вы на собачку» и прочую подобную муру. А то ты не в курсе, что я для него так и числюсь в соперниках и персональных врагах? Этакий негодяй и подонок: сначала втерся в доверие, а затем отбил, по его мнению, Его девушку. И ладно, если так. В смысле, хорошо, если «отбил», а не, скажем, «купил». В противном случае с его стороны имеет место явное неуважение к суду. Ведь, надеюсь, все ж таки «она его за муки полюбила», а? – дурашливо усмехнулся Ладонин и теперь уже сам попытался притянуть Полину к себе.
– Ага, «а он воспользовался тем, что она в дым», – невесело отшутилась та и уткнулась носом в его плечо. Не из-за проявления схожих чувств, а, скорее, чтобы в эту минуту Ладонин не смог разглядеть выражения ее лица.
Ольховская в очередной раз вынуждена была признать, что Игорь прав. И вот эта-то извечная его правота, проявлявшаяся даже в самых незначительных мелочах, порой раздражала больше всего. Но что касается Пашки, то на самом деле все так и было. Последний раз они случайно столкнулись на Невском пару месяцев назад. «Привет-привет, пока-пока…» Несколько ничего не значащих фраз. За две-три минуты «общения» он так и не смог посмотреть ей в глаза. Да и сама Полина не смогла заставить себя прикоснуться к нему, взять за руку, сказать что-то настоящее, единственно правильное… Вовсе необязательное ныне упоминание о Козыреве немедленно навеяло дурацкую песенку, которую Полина однажды мельком выцепила из какого-то российского фильма девяностых и с тех пор частенько напевала в минуты душевной депрессии: «Мама, мама, я пропала, меня любят кто попало…»
Вот с такими, не очень-то веселыми мыслями Полина и вошла под руку с Ладониным в сверкающий холл модного ресторана «Палкинъ», погрузившись в то, что одни называют суетой,
