и италийским вином. Свиной брошетт, овощи, хлеб. Все это показалось Стефану удивительно вкусным. Сорсьер показала ему, как жевать смолу, чтобы зубы были чистые – ему понравилось. Возобновились ласки. Сделался вечер, и ночь, горела свеча возле ложа, и настало следующее утро. К полудню Сорсьер, с черными кругами под глазами, с плывущим взглядом, сказала, что ей нужно отлучиться по каким-то делам, и что она вернется к вечеру. Вот еда, вот вино. Никуда не уходи.
А зачем уходить? Куда уходить? Все, что ему, Стефану, нужно – здесь.
Она ушла, закрыв, но не заперев, дверь. Она явно была в этом доме главная, поэтому в спальню никто войти не решится – он, Стефан, здесь хозяин. Он хотел было подремать, но не вышло. Тогда он выпил все вино, оставленное ему, и съел все, что Сорсьер принесла давеча. Сорсьер не возвращалась, и заняться было нечем. Он прошел в умывальную комнату. Сняв с отходного бочонка крышку, поссав и посрав, Стефан почувствовал вдруг желание быть к приходу Сорсьер абсолютно чистым. Разведя огонь в печи, он подкатил лохань, и некоторое время слонялся по умывальной в ожидании момента, когда вода в котле достаточно нагреется. Облив себя водой из одной из бочек, он натерся с ног до головы галльским бальзамом, налил горячей воды в лохань, разбавил холодной, и лег в приятную теплую влагу.
Ничего ровно плохого в этом нет, думал Стефан. Принимать омовение приятно. В древние времена римляне каждый день ходили в баню – а разве можно назвать их, древних римлян, хозяев мира, неженками? Нет, нельзя.
Как долго не идет Сорсьер! Не дождусь, умру от нетерпения.
В первый раз за все время, проведенное в доме, он прислушался.
Толстые доски приглушали звуки, производимые другими обитателями дома – а обитатели явно наличествовали. Возможно, у дома имелся второй вход. По второму уровню, над головой Стефана, ходили. Там разговаривали. Там что-то роняли. Прислуга. Ах, да, еще и «спутница». У Сорсьер есть спутница.
Стефан вылез из лохани, замотался в льняную простыню, и вернулся в спальню. В этот момент – так совпало – в дверь стукнули несколько раз. «Никто не посмеет войти». Ну, что ж – стучать это ведь не входить. Но кто стучит? Прислуга знает, что хозяйки нет дома. «Спутница» тоже наверняка осведомлена. Чужие? Опасные? У Стефана не было с собой даже кинжала. Спрятаться? Нет, не надо.
Стук повторился.
Стефан шагнул к двери и рывком ее открыл. За дверью оказался парень крупного телосложения, белесый, с простым лицом, одетый как … как … так одеваются недоросли, алумни, постигающие науки в школах Болоньи, да и здесь. Роба, а на ногах обыкновенные клоги, деревянные. Шапка набекрень. Неряшлив.
– Здравствуй, – сказал парень, глядя на Стефана ясными голубыми глазами. – Я – Нестор.
– А я Агамемнон, – ответил Стефан. – И что же тебе тут нужно, Нестор?
– Агамемнон – красивое имя.
– Ну и?
– Я пришел … вот…
– Это я вижу, что ты пришел. Интересно было бы узнать, когда ты уйдешь.
– Я…
