твоя, Ингегерд, в беду попала, Хелье.
– Я слышал, – отозвался Хелье. – Она говорит, что он ей нравится.
– Говорит она… говорит! Через два года его зарежут его же горлохваты, а заодно и ее!
– Но надо же ей за кого-то выйти замуж, – резонно заметил Хелье.
– Молчи! – крикнул конунг. – Молчи, дурак! Что мне делать, – пожаловался он. – Меня окружают одни дураки. И союзники дураки, и враги тоже дураки. Все эти дураки все время о чем-то договариваются между собой, дерутся, безобразят, мирятся, и все это в обход того, что я им говорю, потому что дурак с дураком договорится скорее, чем с умным. Им даже понимать друг друга не надо. В общем, кроме тебя, Хелье, защитников у Ингегерд нет. Ее нужно выдать замуж за Ярислифа.
– Он старый и глупый, – заметил Хелье.
– С чего ты взял?
– Так говорят.
– Ему тридцать четыре года.
– Старый.
– О его уме ходят легенды.
– За которые он платит, конечно же.
– До чего ты, Хелье, остер на язык стал. Неприятно остер. Что ни слово, то яд горький. В Старой Роще тебя всему этому обучили?
– Не обращай внимания, конунг. Это, говорят, по молодости. Пройдет.
Конунг не выдержал и рассмеялся.
– Слушай меня, мальчик. Ты поедешь в Хольмгард к Ярислифу. Ты скажешь ему, что за Ингегерд он получит в приданое Ладогу. Ты скажешь, что я освобожу всех шведских воинов, ему служащих, от пошлины в мою пользу. Таким образом он сможет меньше им платить. Не он, но его люди, но это все равно. Объяснишь ему, как сумеешь, насчет норвежского хама. Если он тебе откажет…
– Да?
Конунг вздохнул.
– Если откажет, езжай дальше. На Русь. В Каенугард. Владимир недавно овдовел.
– По-моему, это глупо, – заметил Хелье. – Неприлично как-то. Владимиру лет сто двадцать, по меньшей мере.
– Пятьдесят восемь, – сказал Олоф.
– Неприлично.
– Не твое дело. По мне, так лучше он, чем…
– По тебе, конунг, кто угодно лучше. Чем тебе не нравится Олаф? Вояка как вояка.
– Что ты за него вступаешься!
– Я очень хорошо помню, – глаза у Хелье сузились, – как чувствует себя человек, у которого из-под носа увели невесту. Ты был когда-нибудь в таком положении? Не был. А я был. Ах, милый Хелье, – пискнул он фальцетом, передразнивая кого-то, – ты хороший мальчик, но недостаточно знатен и совсем не богат! Кстати, – добавил он с оттенком мстительности, – почему это я не богат? Вот почему? Вот объясни мне. Положим, состоять в родстве со шведским конунгом – это еще не знатность. Но где мое богатство? Где состояние?
– Сам виноват, – заметил конунг.
– В чем? В том, что я не старший сын своего отца?
– Безобразил много. Вот отец и лишил тебя твоей доли.
– А
