напрягать воображение, чтобы представить, как при новых порядках на завод стекается «левый» песок и, превращаяя его в сияющие слитки с официальной пробой и клеймом, «отмывают» чьи-то сказочные богатства.
«Это твои ничего не объясняющие домыслы», – в очередной раз остановил он себя, принимаясь за газетные полосы. Читал он довольно долго, но вдруг словно уперся взглядом во что-то. «Нет, однако, это очень странная игра», – пробурчал Перелыгин, полистал записную книжку и набрал номер. Человек, которому он звонил, занимал высокий пост в МВД, а когда-то работал в Магадане. «Ничего не скажет, а куда повернет, интересно», – думал Перелыгин, слушая гудки.
– Есть мысли? – спросил он, в ответ на раскатистое «у аппарата», отстраняя трубку от уха.
– Тебе для общего развития или как? – загудел голос в трубке на весь кабинет.
– Для развития.
– Не знаю. – Эти простые в общем-то слова были произнесены с какой-то рычащей интонацией. – Никто не знает, а кто знает, не скажет.
– Сам-то что думаешь?
– Ты давно пиво с крабами пил?
– Давно, – теряя интерес, промямлил Перелыгин.
– Вот и давай попьем как-нибудь, – буркнул его собеседник, и голос в трубке сменился короткими гудками.
«Конспиратор хренов, – хмыкнул Перелыгин. – Хотя… море, крабы – может быть! Очень даже может».
Но все же крабовая версия не казалась правдоподобной, он и сам не мог объяснить, почему. Не нравилась ему морская версия.
Прошлое все плотнее обступало его, как темнеющий лес, и не казалось обычной сладкой тоской по тому, чего уже нельзя повторить. Почему его так всколыхнула эта смерть? Почему в нем зрело смутное ощущение – да нет, уверенность, – что этот выстрел – роковое следствие сдвигов, задолго до сегодняшнего дня определивших ход событий на равном по площади Европе пространстве, где в тридцатые годы зарождалась новая для страны золотодобывающая отрасль.
День подкатил к вечеру. Перелыгин решил приехать домой пораньше. Машина понесла, рассекая город, словно полнокровную, привычно утвердившуюся часть бытия. Вжавшись в сиденье, он отрешенно глядел в окно, а в памяти, как во время морского отлива, вырастал островок того, другого времени, в котором он когда-то жил, удивляясь странному ощущению двух одновременно текущих разъединенных жизней. И чем глубже он погружался в ту, наполненную духом бродяжьей воли и непреложным соблюдением правил жизнь, вереницей лиц близких и любимых людей, чем яснее виделись события, проступающие как изображение на фотобумаге, брошенной в проявитель, тем лучше понимал: роковой выстрел готовился давно. И как ни пытался посеять сомнения, чувствовал – никакой ошибки быть не может. Этот выстрел из прошлого.
Глава первая
(За двадцать пять лет до убийства)
Итак, они опять вместе. Месяц назад Лида посмеялась бы, представив
