Бреттиноро, вовсе не думавший спать и навостривший уши с самого начала разговора брата и сестры) и несносный остолоп, греющий уши чужими словами (покрасневший как спелый южный помидор, Лорка высунулся из возка и, сказав, что нечего разводить душещипательные беседы возле пытающихся уснуть сотоварищей, плюхнулся на свое место и накрыл голову подушкой, твердо решив не услышать более ни слова) – но ведь он прав, Амариллис. («Еще бы не прав» – пробурчал себе под нос вольтижер.) Мне показалось, что вы встречались и до выступления.
– Если это можно назвать встречей, то да. Помнишь, в последний день выступлений я уходила на Быстрицу, простирнуть бельишко? Так он как раз тогда возвращался в свои благословенные леса, собрался переходить речку, а мне… ну, в общем, я чихнула.
– Клянусь каменными клыками Краглы, хотел бы я это видеть! Он принял тебя за лешачиху?
– Да ну тебя. Он подскользнулся от неожиданности и свалился в воду.
– Постой, попробую догадаться, что было дальше. Ты не упустила возможности повеселиться на его счет и принялась распевать свои глумливые песенки.
– Угадал. Он тогда страшно разозлился, пришпилил меня стрелой за рукав к иве… идет, весь мокрый, с волос вода ручьями… и так спокойненько сулит мне трепку. Только потом почему-то передумал и полез целоваться. Нахал остроухий.
– Эй, поосторожнее насчет ушей, – и Арколь погрозил сестре кулаком.
– Ну вот. Я сначала, конечно, изумилась – их светлости нас обычно за ровню не держат, а у меня еще и прадедова темная кровь вылезла… – чего это он, с ума сошел, что ли?! От холодной воды в голове помутилось?! А потом… Знаешь, Арколь, пока он меня целовал, я простила жизни все – и свою половинку Свияра, и маму с папой, и братьев… и мерзкий трюм, и пиратские щупанья, и страх, и боль. Однажды аш-Шудах сказал мне, что судьба не любит быть в долгу и всегда расплачивается, и не скупится.
Помолчав, девушка продолжила:
– Да, потом я удрала, как нашкодивший подросток. Представь, каково мне было увидеть его среди гостей барона, я думала, сбегу куда-нибудь… Ах, Арколь, я хотела бы забыть всю эту историю, будто и не было ничего… («Ишь, чего захотела!..» – уже сквозь сон подумал Лорка) Ну зачем мне все это?! Эльф, да еще из высокородных, лорд Цветущих Сумерек… и я – танцовщица самого Лимпэнг-Танга, ученица Нимы! Да на что он мне сдался?! Вот был бы наследным принцем, тогда я, может, и подумала бы («Вот это правильно. Выше нос, плясунья!» – с последним зевком вылетело из наконец-то уснувшего вольтижера). Все, братец, не хочу я больше говорить об этом. Спать пора, я с Веноной договорилась с утра чабрец пособирать. Все. Было, и прошло.
Амариллис поднялась, потянулась, и направилась к «девчоночьему домику». И уже вслед ей Арколь сказал:
– Хочешь ты этого или нет, сестра моя Амариллис, но теперь тебе придется считаться со своим сердцем, – и уже про себя добавил – и ты наконец-то начнешь взрослеть.
Как
