У меня остались от визита в Москву самые приятные воспоминания. Вся история могла пойти совсем по-другому, если бы…
Александров хлопнул ладонью по столу.
– Господин Риббентроп, у нас не вечер приятных воспоминаний, а допрос. Какое отношение вы лично и ваше министерство имели к подготовке нападения на Советский Союз?
Риббентроп прикрыл глаза ладонью, слегка наклонился вперед, словно мучительно что-то вспоминая. Такое происходит всякий раз, когда ему нужно продумать свой ответ, потянуть время, отметил для себя Ребров. Но не только поэтому. Риббентроп сломлен морально, истерзан страхами, память действительно зачастую отказывает ему, хотя он готов бесконечно вспоминать какие-то ничего не значащие детали. И вообще, он слабый, зависимый от чужой воли человек.
– Я ничего не знал о планах войны с Россией, – наконец выдавил Риббентроп из себя. – Ровным счетом ничего. Гитлер все решал сам или с узким кругом приближенных, в который я не входил.
– Но ведь шла дипломатическая подготовка войны, обеспечивалось участие в войне союзников Германии…
– Я не принимал в этом участия.
– Как же так? Вы, министр иностранных дел, не принимали участия? – откровенно засмеялся Александров.
Риббентроп по-женски всплеснул руками.
– Уверяю вас, вы не найдете никаких официальных соглашений на сей счет за моей подписью! Никаких! Поддержка обеспечивалась путем устной договоренности между Гитлером и руководством стран-союзников.
– Но в плане «Барбаросса» прямо говорится, что Командование германских вооруженных сил совместно с министерством иностранных дел, которое вы возглавляли, обеспечивает участие в войне союзников…
– Мне не был известен план «Барбаросса»! – глядя прямо в глаза Александрову, произнес Риббентроп. – Он был вне моей компетенции.
Александров только удрученно покачал головой.
– Когда вы узнали, что принято решение напасть на Советский Союз?
Риббентроп опять прикрыл глаза рукой.
– Об этом мне стало известно только 22 июня 1941 года. Буквально за несколько часов до того, как германские войска по приказу Гитлера вступили на вашу территорию… Да-да, я понимаю, это может показаться вам странным, но при том режиме, что существовал в Германии, положение дел было таково, что министр иностранных дел многое – очень многое – не знал! А о многом узнавал последним.
– Слишком о многом! – усмехнулся Александров. – Прямо-таки обо всем.
– Вы правы, – не моргнув глазом, согласился Риббентроп. – Таков был режим.
– Но еще до нападения вы, как министр, созвали совещание различных ведомств рейха и дали пропагандистские установки: войну с СССР, для международного общественного мнения нужно освещать сугубо как превентивную, всячески обвиняя в ней Советский Союз.
Риббентроп
