твои огромные аудитории…
костры твоих каэспэшных слётов…
барабаны твоей самодеятельности…
надёжным убежищем от моей безнадёжной затурканности…
....а после бежал от тебя, как из-под паровоза -
от плоского твоего юморка…
от жутких твоих предметов и дисциплин…
перечёркав, скомкав и выкинув к чёртовой бабушке твои грёбаные чертежи с убийственными ракетами «воздух – воздух» и «воздух – земля» -
нафига перестройке ракеты?
бежал от тугого и спёртого воздуха твоего, прокрученного в аэродинамических трубах -
бежал, чтобы насладиться воздухом свободы – к литературе, к свободе творчества, к любимой женщине, наконец…
Авиационный!
Брошенный мной, но всё ещё любимый,
потому что ты – молодость,
ты – весна,
ты – эта глупенькая наивная песенка, бередящая душу оттуда,
из прошлого,
всё-таки светлого и радостного,
потому что
молодость и искренность,
потому что:
В синих лужицах небо кружится…
По бульварам притаилась тишина…
Долгожданная, улыбается
По проспекту Ленинградскому весна…
Эх, на Соколе бы выставить милицию,
Чтоб весну в МАИ подольше не пускать!
Там студенты – им еще учиться бы,
Им бы сессию сдавать…
Ты – моя Весна, Авиационный! И этим всё сказано.
Потому и снишься мне весенним кошмаром,
персональным моим фильмом ужасов:
пронзает меня холодом сумасшедшая мысль -
ведь я… не закончил тебя, Авиационный,
а я должен, должен, должен тебя закончить!
И я мечусь, обливаясь потом:
надо же писать диплом!
сдавать хвосты за пятый курс!
бегать по комнатам, умолять «ботаников» о помощи!
договариваться с деканатом – всё-таки двадцать восемь лет прошло, не хухры-мухры…
То есть всё возвращается сначала.
Я возвращаюсь к тебе, Авиационный!
Я – снова твой студент.
Вечный -
как небо над твоими самолётами…
Агитбригада
1985-й год. Я очень хочу попасть в стройотряд «Звёздный». Это самый элитный стройотряд авиационного института. Право трудиться в нём два летних месяца надо заслужить.
Нужно ходить на субботники.
А ещё неплохо проявить себя в чём-нибудь экстраординарном. Например, написать сценарий для агитбригады «Звёздного».
Поскольку в субботниках я себя зарекомендовал не в лучшем виде, пришлось заняться агитбригадой.
Нас было четверо – я и Женька Блинов с гитарами и две девушки курсом постарше (кстати, единственные девчонки в этом стройотряде). Девушки с Женькой заодно участвовали и в выносе знамени – ну, знаете, обычно знамя дружины или отряда выносят втроём: долговязый и худой паренёк несёт само знамя, а по бокам шагают с красными лентами через плечо девушки в пилотках.
Наши девчонки были типичные вот эти самые – сопроводительницы знаменосца.
Короче, состав агитбригады был утверждён. Срочно был нужен репертуар, потому как дело шло к конкурсу.
На написание мне дали, кажется, неделю.
Время, если вы помните, было невнятное – Андропов уже помер, Черненко ещё нет, и никому из нас в самом страшном сне не могла присниться перестройка.
Наши атомные подлодки несли вахту по всему миру. А в советской прессе полным ходом шло широкомасштабное осуждение американского учёного Коэна, придумавшего нейтронную бомбу – штуку, которая убивает только людей, но не разрушает ни здания, ни механизмы.
В общем, тему нашего выступления подсказывал сам дух времени, материализовавшись в громкий шёпот представителя парткома.
Но меня можно было и не учить миролюбию. Я с детства рос миролюбивым. И двуличным, как все советские люди. Например,
