удниками. К столу подошли оберштурмбаннфюрер Клейнер и майор в армейской форме. Все притихли. Клейнер вынул из кармана маленький листок бумаги, заглянул в него и начал речь:
– Мы оторвали вас от работы на несколько минут, чтобы все вы приняли участие в нашем маленьком торжестве. Во время одной из наших операций мы изъяли у местного жителя, который не отличался честностью, вот эти ценности. Стоимость их определяется довольно солидной цифрой. Сейчас мы передаем их в фонд священной войны нашего рейха. – Клейнер выбросил вперед правую руку и крикнул: – Хайль Гитлер!
– Хайль! Хайль! Хайль! – проревел зал.
На место Клейнера встал армейский майор. Откинув назад массивную бритую голову, он сказал:
– Мне выпала честь принять ваш дар и установленным порядком препроводить его в Берлин, в рейхсбанк. – Майор смотрел на всех и ни на кого в отдельности маленькими злыми глазами. – Ценность этих вещей значительно выше той, которую определили компетентные лица. В этом вашем даре выражено единство армии и всех действующих вместе с ней институтов, то единство, которое мы называем великим именем нашего великого вождя. Хайль Гитлер!
И опять трижды проревели гестаповцы. Мигали блицлампы. Стрекотали киносъемочные аппараты. Кравцов наблюдал всю эту церемонию, с трудом сдерживая улыбку.
Гестаповцы разошлись по своим служебным комнатам. Прибывшие с майором два солдата сложили ценности в чемодан, который тут же был опечатан.
– А вас, господин Коноплев, я прошу зайти ко мне, – сказал Клейнер Кравцову.
Когда Кравцов вошел в кабинет Клейнера, там находились еще три гестаповца – ближайшие его помощники.
– Господин Коноплев, – торжественно сказал Клейнер, – я хочу поздравить вас с зачислением вас в мой аппарат.
– Спасибо, – проникновенно произнес Кравцов.
– Садитесь, пожалуйста. Ваш диплом и некоторые документы из Смоленска получены, вот они. Прошу вас не обижаться на эту проверку. Война!
– Отлично понимаю, – ответил Кравцов.
– Не обижайтесь, пожалуйста, и на то, что сегодня мы не назвали ваше имя.
– Я нисколько не обижен.
– Но считаю своим долгом объяснить. Германия заинтересована во всяческом сближении гестапо, всех сил СД и армии. К сожалению, еще живы всякие предрассудки и существует недопонимание. Наше маленькое торжество направлено на их устранение. Оно будет широко распропагандировано как начало кампании «Гестапо помогает армии». Согласитесь, что начать эту кампанию с операции, проведенной русским, было бы несколько неправильно и, пожалуй, бестактно…
– Полностью с вами согласен! – воскликнул Кравцов.
– Ну, тем лучше… – Клейнер взял со стола конверт и протянул его Кравцову. – Здесь пятьсот марок. Это мой подарок.
Кравцов встал, взял пакет и пожал руку Клейнеру.
– Мне трудно говорить. Спасибо.
– Садитесь, садитесь. Вам спасибо… – говорил Клейнер, улыбаясь, Кравцову. – Но всякое начало требует продолжения, не так ли? Так вот, вам поручается ближайшие месяцы заниматься тем, что вы так блестяще начали. Мы вам придаем специальную оперативную группу из пяти человек. При надобности вы можете пользоваться нашей секретной агентурой. Номинально группой будет руководить майор Берг – он знает русский язык. – Клейнер показал на коренастого гестаповца, сидевшего в кресле. Майор приветливо кивнул Кравцову, и Клейнер продолжал: – Фактически группой руководить будете вы. Сейчас вы пойдете вместе с майором Бергом, и он познакомит вас с сотрудниками вашей группы. Желаю вам успеха.
– Я сделаю все, что смогу, – скромно и вместе с тем уверенно произнес Кравцов.
На другой день о почине возглавляемого Клейнером управления гестапо уже трубили берлинские газеты и радио. Кравцов сразу и прочно вошел в среду гестаповцев, вызывая у них не только любопытство, но и уважение, смешанное с завистью. Группа получила наименование «Алмаз» и приступила к работе.
Негласным сотрудником «Алмаза» стал Бабакин. Без его помощи Кравцов вообще не смог бы оправдать надежд, возложенных на него Клейнером. За время своей торговой деятельности Бабакин узнал немало мерзавцев, которые в дни эвакуации города мародерствовали, награбили много добра и теперь судорожно меняли награбленное на ценности и прежде всего на золото. Знал Бабакин и нескольких типов другого рода. Это были бывшие нэпманы – дельцы, не брезговавшие ничем. После ликвидации их нэпманской деятельности они, что называется, ушли в подполье, маскировались, как умели. Иные влачили нищенскую жизнь, иные шли на советскую службу, но все они в заветных тайниках хранили золотишко, ценные камешки и терпеливо ожидали перемены власти. Один из них, с которым Бабакин познакомился ближе, чем с другими, по фамилии Еремеич, однажды спросил у него, существует
