базарную толчею, дымя хорошей немецкой сигарой. Наконец тот, кого так ждали Кравцов и Бабакин, появился на рынке. Это был Еремеич – чистенький маленький старичок в куртке из домотканого серого сукна, в добротных валенках с отворотами и короткополой черной шляпе. Он привычно втерся в гущу рыночной толпы и исчез в ней. Спустя несколько минут он вынырнул перед самым ларьком Бабакина. Лицо его раскраснелось, маленькие глазки под густыми седыми бровями возбужденно блестели. По-видимому, ему доставляла наслаждение эта рыночная толкотня. Он обвел рынок медленным взглядом и подошел к ларьку.
– Здравствуй, Григорий Ефимович, – сказал он высоким певучим голоском, протягивая Бабакину руку через прилавок.
– Привет, Еремеич. Как дела-делишки?
– Дела забыты, а заниматься делишками вроде стар стал.
– Зайди, Еремеич, – тихо сказал Бабакин.
Еремеич будто не слышал приглашения, продолжал стоять, облокотясь грудью на прилавок. Потом лениво оттолкнулся руками и не спеша пошел ко входу в ларек.
Бабакин пододвинул ему пустой ящик.
– Садись.
– Благодарствую.
Еремеич сел и принялся рассматривать разложенный на полках товар.
– Не густо, не густо, – усмехнулся он.
– То, что мне надо, я имею, – рассмеялся Бабакин.
– Это здесь-то? – недоверчиво спросил Еремеич. – Не смеши ты меня, старика.
– Я же тебе, Еремеич, не раз говорил: имей голову на плечах, а доход сам появится.
– Что верно, то верно, – вздохнул Еремеич и посмотрел на вытащенные из-за пазухи часы-луковицу. – Бежит время, спасу нет.
Бабакин точно не понял намека. Занялся покупательницей. Она уговаривала его зайти к ней домой посмотреть самовар, который она хотела продать.
– Нет, мадам, у меня такого правила нет, чтобы по домам бегать, – отбивался Бабакин. – Принесите или кого попросите. Тут мы дадим ему оценку, и делу конец.
– А вдруг ваша цена меня не устроит, а таскать самовар туда-сюда, думаете, легко?
– Больше ничем не могу помочь, уважаемая.
– Хоть примерную цену скажите. Самовар-то серебряный, медальный, на двадцать пять стаканов, в виде шара на гнутых ножках.
Бабакин рассмеялся.
– Цыган за глаза коня купил, а он козой обернулся.
Женщина обиженно поджал губы и ушла. Бабакин сел рядом с Еремеичем на ящик и приступил к делу:
– Ты давеча биржей интересовался. Так вот, насчет биржи пока ничего не скажу, но есть человек, который имеет доллары, а что он за них хочет – не знаю, кажется, камешки. Так я понял его намек.
– Кто такой? – оживился Еремеич. – Здешний?
– Да откуда у здешних доллары? С Запада откуда-то, но русский. А может, поляк.
– А сам чего доллары не берешь? – прищурясь, спросил
