приготовить одно из двух блюд, которые ей удаются лучше прочих.
– С удовольствием разделю вашу трапезу. Я очень рад, что вы выздоровели.
– О нет, я не выздоровела. Это чертово сердце в конце концов не выдержит и сдастся. Вот поэтому-то мне и нужно с вами переговорить.
Я с нетерпением ждал этого ужина. Все предыдущие дни я сам себе боялся признаться, как мне не хватает моей мечтательницы, и теперь чувствовал, что она готова к откровениям.
В восемь вечера, едва Герда оседлала свой велосипед и уехала домой, а мы приступили к закускам, Эмма обратилась ко мне с вопросом:
– Вам когда-нибудь приходилось сжигать письма?
– Да.
– И что вы при этом чувствовали?
– Ярость оттого, что вынужден это делать.
Ее глаза блеснули, – казалось, мой ответ придал ей храбрости.
– Вот именно. Однажды, тридцать лет назад, мне тоже пришлось бросить в огонь слова и фотографии, относившиеся к человеку, которого я любила. Я смотрела, как сгорают в камине осязаемые следы моей судьбы, но, даже если и плакала, принося эту жертву, она не затронула моих сокровенных чувств: со мной навсегда оставались воспоминания, и я твердила себе: никто никогда не сможет сжечь мои воспоминания!
Она печально взглянула на меня.
– Как же я заблуждалась! В прошлый четверг, после этого третьего приступа, я поняла, что болезнь мало-помалу сжигает и мои воспоминания. А смерть завершит эту работу. Так вот, лежа там, на больничной койке, я и решила, что должна с вами поговорить. И что вам я расскажу все.
– Почему именно мне?
– Потому что вы пишете.
– Но вы меня не читали.
– Да, но вы пишете.
– Значит, вы хотите, чтобы я записал то, что вы мне поведаете?
– Конечно нет.
– Тогда зачем же?
– Вы пишете… это значит, что вы питаете интерес к другим людям. А мне как раз это и необходимо – немного интереса.
Я с улыбкой коснулся ее руки:
– В таком случае я тот, кто вам нужен.
Она тоже улыбнулась, чуть смущенная моей фамильярностью, слегка откашлялась, провела ногтем по краю тарелки и, опустив глаза, начала свой рассказ.
«Однажды утром, больше пятидесяти лет назад, я проснулась с твердой уверенностью, что нынче со мной должно случиться нечто важное. Что это было – предчувствие или воспоминание, весть из будущего или полузабытое ночное видение? В любом случае судьба воспользовалась моим сном и глухим шепотом предрекла мне некое событие.
Вы знаете, как глупо ведет себя человек, услышавший подобное пророчество: ему не терпится угадать, что произойдет, и он самим этим ожиданием нарушает ход вещей. Еще за утренним завтраком я построила множество приятных гипотез: мой отец вернется из Африки, где он постоянно жил; почтальон принесет мне письмо от издателя с согласием опубликовать мои полудетские стихи; я снова встречусь
