проволоки и Тад, мгновенно обмотав горло, стал душить противника.
Все кончилось бы плохо, но газовщики и блатные сами испугались за жизнь Шурки, кинулись разнимать дерущихся. Тада едва оторвали, он рвался на обидчика. Его отвели домой, умыли, но даже бабушка не ругала его за порванную и измазанную одежонку.
Все! После этого случая Тада сверстники зауважали, прекратились издевательства и драки. Во дворе его оставили в покое, а Шурка в недалеком будущем стал даже приятелем Тада, что в жизни часто бывает после потасовки.
С ним в классе в школе №54, что в Стремянном переулке, учился будущий журналист международник Валентин Зорин. Будущий писатель Юрий Бондарев жил здесь же. Все было близко: Зацепа, Строчиновский, Дубининская.
Прошла война, страна зализывала раны, а народ жил трудно, не хватало жилья, одежды, еды. На улицах городов появилось очень много нищих калек. Эти герои войны не могли работать из-за своих увечий и добывали себе пропитание тем, что собирали возле себя толпу сердобольных, простых людей, рассказывали байки, басни и невыдуманные истории. Некоторые женщины, слушая их, плакали и все кидали в шапку какую-то мелочь. Те, кому дать было нечего, хоть краюшку хлеба, но приносили этим артистам поневоле.
Тад часто встречал у ограды Плехановского института героя-калеку, у которого не было обеих ног и рук. Он ездил на доске с колесиками из подшипников, с сумкой на локте. Грудь от плеч до ремня его френча, была увешана орденами и медалями. Ему много подавали, хотя он был без просыпу пьян – очень смешно он рассказывал басни Крылова в своей интерпретации. Девчонки-продавщицы из булочной (что до сих пор стоит на углу Стремянного и Строчиновского переулков), выносили ему довески хлеба и, пригорюнившись, слушали его, затем, смахнув слезу, уходили.
Скоро это все закончилось, «струпья войны» бередили душу «органам», партии и их быстро убрали в больницы, спецприюты. Больше они оттуда не вышли. «С глаз долой, из сердца вон»– ведомство Лаврентия Берии жалости не знало.
Все много работали, и мать Тада, уходя утром, домой возвращалась только затемно. Бабушка была очень хорошей портнихой и работала от зари до зари. Она шила и фартуки и платьица, всякий «ширпотреб», чтобы поскорее продать на рынке. Но если заказывали, она по моде шила такие вещи, что залюбуешься. Тад тоже носил одежду, которую она шила. Его даже спрашивали: откуда такая красивая вельветовая куртка?
Еще бабушка прекрасно готовила. Как-то так получилось, что до замужества отец ее любил, и больше доверял ей, а вот у своей мамы, прабабушки Тада, она была не в фаворе. Вот ее и гоняли на кухню, и она там научилась вести хозяйство. Отлично знала старую русскую кулинарию, прекрасно делала пасху. Бывало, посылала внучка искать хороший булыжник, потом его мыли, бабушка ставила творог под пресс. Так же очень хорошо она пекла куличи, делала котлеты и многое другое.
Магазины
