style="font-size:15px;"> – Кречетникова Татьяна Михайловна, – чуть присела в реверансе девушка.
Згурскому вдруг захотелось подхватить ее на руки, сказать, что ангелам не подобает делать реверансы, подхватить и нести туда, куда она скажет, хотя бы и в горние выси, за облака, где и обитают такие ангелы.
– Ой, как хорошо! А мы с папенькой только-только приехали. Он пошел в гостиницу договариваться, а я – морем любуюсь, – будто старому знакомому рассказывала Татьяна Михайловна, и Згурский понял, зачем он выжил там, где порою думалось, что выживать не стоит.
– Вы были на войне? – глядя на увесистую трость в руках нового знакомца, поинтересовалась девушка.
– Да, – подтвердил Згурский. – Был.
– Ну конечно же! Я знаю, – Татьяна Михайловна захлопала в ладоши. – Я знаю! О вас же в газетах печатали. В «Русском инвалиде» и в журнале «Нива»! «Рота под командованием храброго капитана Згурского первой ворвалась в неприступную цитадель Пекина», – звонко продекламировала она.
– Это было целых шесть лет назад, – зачем-то уточнил Згурский.
– А я помню – отец вырезал эту статью из газеты. Там еще говорилось, что вы под ураганным огнем выкатили пушку на прямую наводку и стали бить по воротам, пока они не разлетелись в щепы. А потом вы устремились в атаку.
– Это было не совсем так.
– Но все равно. Пекин – это же так интересно!
– Бейджин, – поправил Згурский. – Местные жители называют столицу – Бейджин.
– Приходите нынче к нам чай пить! – Татьяна Михайловна улыбнулась, отчего видавшего виды подполковника окатило новой, теплой, до изнеможения нежной волной. – Папенька рад будет! Он тогда все твердил о броневом экипаже… Он у меня инженер. Военный инженер! – с гордостью сообщила новая знакомая. – Ему будет очень интересно послушать вас, – она помедлила, – мне тоже…
– Мсье, – услышал Владимир Игнатьевич. – Прага уже. Поезд стоит.
Глава 4
То, что до сих пор вы на свободе – не ваша заслуга, а наша недоработка.
Утро глядело в свежевымытое окно зашкафья Петра Судакова. С высокого берега Стуженки открывался кумачовый рассвет во всю ширь горизонта.
Начальник Елчаниновской милиции открыл глаза. Крынка молока, накрытая чистой белой тряпицей, сулила облегчение после вчерашней беседы с проверяющим. Тому сейчас, вероятно, было еще хуже. После возвращения из дома подозрительной училки он пил, не переставая, не слушая ничьих увещаний. В поезд, шедший глубоко заполночь, бесчувственного сотрудника ГПУ погрузили, мешок мешком, строго велев проводнику хранить сон и покой важного пассажира.
«Кажись, пронесло», – глядя, как плотная струя молока наполняет чашку, вдруг подумал Судаков и сам себе удивился, с чего это ему – вчерашнему грузчику с пристани, а сегодня лицу, именем первого в мире
