(куда тот бежал при приближении отца) и отослал в Суздальскую землю, а тем, кто подбил его на неповиновение, “овому носа урезаша, а иному очи выимаша”.
Неудача переписи в Новгороде, несомненно, вызвала недовольство Орды. В 1258 году Александр был вызван в Сарай и получил военную подмогу для обуздания новгородцев. В 1259 году дружина Александра Ярославича явилась под Новгородом вновь в сопровождении значительного татарского отряда. Новгородские власти, опасаясь погрома, согласились на ордынскую перепись, но, когда татарские переписчики, сопровождаемые дружинниками Александра, начали “ездить окаянные по улицам, переписывая дома христианские”, в городе вновь поднялся мятеж[5]. После недолгого сопротивления новгородцы были сломлены и “дали число”, успеху Александра содействовали “великие” бояре, которые, по выражению летописи, творили “себе легко, а меньшим зло”. Александр уехал вместе с татарами, оставив наместником своего второго сына Дмитрия. Так был подавлен еще один очаг сопротивления ордынскому игу.
Союз Александра Ярославича с Ордой предопределил подчинение татарами и Юго-Западной Руси. Даниилу Галицкому, оставшемуся без союзников в русских землях, труднее было добиться помощи католической Европы. Монголы, состоящие в союзе с князем-христианином, перестали казаться Европе опасными. В 1258 году против Даниила было отправлено большое войско под руководством одного из лучших монгольских полководцев, Бурундая, и к 1261 г. сопротивление Юго-Западной Руси было подавлено, Даниил был вынужден даже срыть укрепления многих городов.
Сопротивление установлению ордынского ига на этом, однако, не прекратилось. В 1262 году восстание охватило практически всю Северо-Восточную Русь. В крупных городах – Ростове, Владимире, Суздале и Ярославле – собрались веча, горожане, взявшие в свои руки власть, изгнали и частью перебили ордынских чиновников и откупщиков дани (часто это были купцы-мусульмане и даже русские люди вроде поразившего воображение современников бывшего монаха Зосимы, принявшего ислам). Позднейшие летописи пытались изобразить русских князей вдохновителями восстания. Устюжская летопись XVI в. даже сообщает, безусловно, вымышленный эпизод о рассылке Александром “грамоты”, “что татар бити”. Но Александр Ярославич, разумеется, не имел отношения к народному движению – ранние летописи ни слова не говорят об участии в нем князей, а хвалебное “Житие” Александра вовсе не упоминает о восстании. При самом начале восстания Александр поехал в Орду, цель и исход этой поездки нам неизвестны. “Житие” и единственная летопись, упоминающая о ее причинах, сообщают, что хан Берке потребовал присылки русских войск для участия в монгольских походах (“гоняхуть христиан, веляще с собою воиньствовати”), а князь отправился в Орду, “дабы отмолити людии от беды тоя”. Панегиристы князя предполагают, что в результате его “дипломатических усилий” хан оставил восстание безнаказанным.
Сопротивление переписи помимо чисто прагматического – новгородцы не желали платить дань (ордынский выход), не считая себя связанными обязательствами владимирского князя, – имеет и религиозный мотив. Отказ от “дачи числа” был связан с защитой правой веры. Дело в том, что сам факт исчисления людей в сознании средневекового христианина был делом небогоугодным и прямо греховным. Во всяком случае, ветхозаветный царь Давид глубоко раскаивался в проведении переписи: “И вздрогнуло сердце Давидово после того, как он сосчитал народ. И сказал Давид Господу: тяжко согрешил я, поступив так; и ныне молю Тебя, Господи, прости грех раба Твоего; ибо крайне неразумно поступил я” (2 Цар. 24, 10).
