утверждать, что русские волости не отличались в этом отношении по своему устройству от античных полисов и городов-государств средневековой Европы. Но только в античном полисе не было князя с дружиной, а русский город не знал западноевропейской “коммунальной революции” – этому препятствовала сама его структура, он состоял из княжеских и боярских дворов-кварталов. Один из лучших знатоков Древней Руси И. Я. Фроянов пришел к заключению, что “с помощью веча, бывшего верховным органом власти городов-государств на Руси второй половины XI – начала XIII в., народ влиял на ход политической жизни в желательном для себя направлении”. Едва ли положение было существенно иным в предшествующие два столетия.
Изучение всего комплекса источников, доступных нам, неизбежно приводит к выводу, впервые сформулированному историком древнерусского права В. И. Сергеевским еще в начале XX столетия: “Наша древность не знает единого “государства Российского”; она имеет дело со множеством единовременно существующих небольших государств”. Трудно говорить о Древней Руси как о едином государстве при отсутствии единой административной организации, единого “экономического пространства” и даже общего наименования, охватывающего все русские земли-волости, население которых, довольно резко различавшееся хозяйственными и культурными обычаями, невозможно представить в виде “единой древнерусской народности”.
Наши летописи говорят о “русской земле” в совершенно своеобразном смысле, и значение этого словосочетания остается не вполне ясным. В частности, в 1145 г. “вся Русская земля” ходила походом на… Галич. С помощью скрупулезного анализа семисот упоминаний “русской земли” в памятниках домонгольской эпохи, проведенного В. А. Кучкиным, было установлено, что словосочетание это используется в двух различных значениях. “Русской землей” “в узком смысле” именуются южные волости в нижнем течении Днепра, южного Буга и Днестра. Причем в состав этой “русской земли” никогда не включаются области Великого Новгорода, Полоцка, Смоленска, Суздаля (Владимира), Рязани, Мурома, Галича и Владимира на Волыни. Относительно смысла и происхождения этого словоупотребления нет даже убедительной гипотезы. Помимо этого, словосочетание “русская земля” употребляется “в широком смысле”, и тогда оно охватывает не только те земли, которые мы и сейчас назвали бы русскими, но и болгарские, польские, валашские, а позднее и литовские города. В основе этого объединения лежал принцип единства церковнославянского языка. Таким образом, “русская земля” “в широком смысле” – совокупность земель, исповедующих истинную веру, связанную с церковнославянским языком, то есть вообще православный, богоспасаемый мир. Но это представление древнерусских книжников мало влияло на политические реалии Древней Руси, которая предстает совокупностью независимых земель, объединяемых общностью веры, княжеской династии и языка.
Обращаясь
