лежали в кабине под сиденьем. И неужто дознались, он и придумать не мог, как не мог понять, какое отношение к краже сахара имеют вопросы этого капитана; Алехин казался ему прожженным хитрецом: „Издалека подъезжает!“
Подвозить же по пути пассажиров запрещалось, а калымить тем более – по головке за это не гладили, – и Борискин все отрицал, сразу решив, что признаваться не следует. И, начав врать, он врал все дальше. А вежливость Алехина, та самая вежливость, которой Борискину в жизни перепадали жалкие крохи, еще более настораживала его.
Алехин же старался уяснить себе, почему Борискин лжет – с какой целью? Он с самого начала полагал, что неизвестные офицеры были случайными пассажирами машины И 1-72-15, и Борискин интересовал Алехина только как источник получения хоть каких-либо сведений об этих офицерах для их дальнейшего розыска.
Алехин еще минут десять бился с Борискиным, а тот упрямо врал, пока не начал смекать, что дело тут не в сахаре, а в чем-то другом, а поскольку он себя больше ни в чем существенном виновным не чувствовал, он помалу успокоился и стал несколько откровеннее. Однако сознаться во лжи было не так-то легко.
– Послушайте, Борискин. – Алехин поднялся и, улыбаясь, подошел к шоферу. – Вот вы утверждаете, что сегодня никого не подвозили. Так ведь?… – весело спросил он, наблюдая за выражением лица Борискина. – Так!.. Однако не более как полчаса назад здесь, в городе, с вашей машины сошли двое офицеров…
Борискин посмотрел на Алехина, словно припоминая, озабоченно сдвинул брови и закусил губу, затем уставился глазами в землю и, почесывая затылок и стараясь скрыть некоторую растерянность, проговорил:
– Обождите, обождите… Ах да! – вдруг радостно воскликнул он, поднимаясь, и облегченно заулыбался. – Точно! Совсем забыл!.. По дороге попросились двое, и я их подвез. И чего тут плохого? Что ж им, пешедрала топать?
– Пешедралом скучновато, – согласился Алехин, угощая папиросой повеселевшего Борискина и закуривая сам. – Хорошие знакомые?
– Не, я их не знаю!.. Гад буду, товарищ капитан, – приложив руку к груди и глядя Алехину в глаза, поклялся Борискин. – Попросились, я и взял. Пожалел!..
– Кто они и откуда, не говорили?
– Нет. Да я и не спрашивал: мне это ни к чему. Ссадил их возле комендатуры – вы же видели… Один капитан, в годах уже, лысый. Обходительный такой, газеты мне еще на курево дал. – Борискин зашарил руками по карманам и, усмехаясь, поинтересовался: – Они небось натворили чего?… А другой молоденький, лейтенант; у него еще слева фикса, ну, зуб золотой… Через эту жалость одни неприятности… Знал бы такое дело…
19. Вечером и ночью в городе
Пока Алехин беседовал в землянке с Борискиным, Таманцев умудрился проникнуть в автопарк, где стоял ЗИС с выломанным бортом, и буквально на глазах у часового обшарил кабину и кузов машины, не забыв заглянуть под сиденье и в ящик для инструментов. На самом дне, под промасленной ветошью, он нашел сахар, завернутый в тряпочку, подумал, что он, наверно, ворованный, но
