вот теперь я заметил, что мне приятно смотреть на нее.
– Спасибо, Симочка, сейчас я к нему зайду.
Она пошла к себе, а я задержался на площадке, глядя вслед. Три года сделали свое дело, и Симочка стала очень симпатичной женщиной с отличной фигурой. И если бы я не был на десять лет старше и женат, я бы с удовольствием за ней поухаживал. Интересно, ей говорили, что у нее красивые ноги?
– Сима! – Она оглянулась уже в конце длинного коридора, и на лице появилось выражение преувеличенного внимания – девчоночья манера реагировать на обращение старших.
– Ты напечатала обвинительное?
– Да, сейчас принесу.
Печатала она грамотно, без ошибок, я бегло прочитал документ, подписал все четыре экземпляра и один подшил к оконченному накануне делу. Теперь можно идти к шефу. Интересно, зачем я ему понадобился?
Прокурор пребывал в прекрасном расположении духа, это я понял сразу же, как только он ответил на приветствие.
– Можно направлять в суд. – Я положил перед ним законченное дело.
– Так-так, – Павел Порфирьевич взглянул на обложку. – Иванцов и Заморин, грабеж, две кражи, угон автомобиля и вовлечение несовершеннолетних. Целый букет… Ничего нового не раскопали?
– Как же, Иванцову добавилось два эпизода квартирных краж, а Заморину – сбыт похищенного. Больше за ними ничего нет – проверял со всех сторон.
– Хорошо, хорошо… А что, Иванцов так и не признался?
Меня всегда поражала феноменальная память шефа, который не только держал в голове перечень всех дел, находившихся в производстве следователей, но и помнил их суть, ориентировался в обстоятельствах преступлений, знал позиции обвиняемых и свидетелей.
– Не признался. Ну это дело его – не новичок. На этот раз влепят ему на всю катушку…
Белов дочитал обвинительное заключение, полистал пухлый том и размашисто подписался под словом «утверждаю».
– А как обстоит дело с убийством на даче Золотовых?
– Вчера делал дополнительный осмотр, сегодня допрашивал подозреваемую…
– Ее фамилия Вершикова, если не ошибаюсь? – Шеф не ошибался и знал это, просто хотел продемонстрировать свою осведомленность и блеснуть памятью. – Ну и что она? Признается?
– Признается-то признается, да как-то странно. Дескать – убила, а как – не помню, по деталям ничего не дает…
– Это объяснимо – вечеринка, выпивка… В общем-то, дело несложное. Надо в этом месяце и закончить.
Шеф внимательно разглядывал меня. Он был массивным, внушительного вида мужчиной с крупными, простоватыми чертами лица и имел привычку изучающе рассматривать собеседника. Один глаз он потерял на войне, протез был подобран умело, и долгое время я не мог определить, какой глаз у него живой, а какой стеклянный, и оттого испытывал неловкость, когда он вот так, в упор,
