идет, господин, – подбежав, хрипло доложил Петер. – Я слышал шаги…
В этот момент дверь отворилась, и призрачный луч серебристого лунного света озарил внутренности погреба. Господин и слуга, не сговариваясь, нырнули за бочки, где и затаились, каждую секунду ожидая окрика.
Однако никто почему-то не кричал, не поднимал тревогу. И видно было, как проскользнула в амбар чья-то шустрая тень. Скользнула и аккуратно потянула за собою ворота.
«Местные алкоголики отжигают», – усмехнулся про себя король. И оторванный замок их почему-то ничуть не смутил. Наверное, тут такое частенько творилось.
– Козьма! – в темноте негромко прозвучал голос. С небольшой хрипотцой, но тоненький. Девичий или детский. – Козьма, ты здесь?
Неведомый Козьма не откликался по вполне понятным причинам – его здесь и не было. Арцыбашев и Петер, ясное дело, тоже молчали, гадая – кого это сюда еще принесло за халявным вином да медовухою? Неужто в царстве московском все с юных лет алкоголики.
– Верно ушел… – тихо и, как показалось Леониду, с явным облегчением, промолвили в темноте. – Ужрался, псинище, даже замок не навесил. Ужо завтрева попеняю.
Послышались какое-то звуки, будто кто-то колотил камнем об железо… Так ведь и колотил!
«Огниво!» – глядя на вспыхнувшую свечу, догадался «его величество».
Закутанная в длинный плащ фигура – явно мальчишеская, детская – поставив горящую свечку наземь, наклонилась за бочки, достала оттуда какие-то предметы, в полутьме похожие на мячики… или, скорей, на бильярдные шары, только раз в пять больше. Аккуратно их разложила, расставила… Потом еще что-то вытащила… упала на колени! Забормотала злым, срывающимся в стоны, шепотом, раскачиваясь из стороны в сторону, словно читала молитвы:
– Макошь, мать-сыра земля!!! Благослови, мати! И ты, мати Лада, и ты, Хорс пресветлый, и Перун бо, и Сварожичи… – с удивлением услышал Арцыбашев.
Молитвы-то были языческие! Перун, Макошь, Хорс – это все языческие древнеславянские божества. Самые главные. А по российской терминологии шестнадцатого века – бесы! И зачем это пацан их вызывал? Тем более так истово…
– Смерть душегубцу кровожадному, смерть! Пусть горит в геенне вечной. За смерть батюшки мово, матушки… за всех. Смерть царю препоганому, смерть!
Ох, ничего себе! Не за Ивана ли Васильевича столь искренне молятся? Только отнюдь не во здравие, а на смерть! Однако-о-о-о…
– Кровью человечьей заклинаю тебя, Макошь-мать, и ты, Перун, не побрезгуй. Знай…
Резко распахнулись двери.
– А ну-ка, кто тут?
Фигурка юркнула, затаилась.
– А ну, Ермолай, ташшы-ко факел… Шас погдядим…
– Не надо факела, – отряхиваясь, поднялся из-за бочки Лёня. – То я, король ливонский со слугой. Выпить захотелось… и вот…
Проходя мимо упавшей свечки, молодой человек скосил глаза на шары и вздрогнул.
