всадника в доспехах. Так и место лучше запомнится, и ценить его будем больше. Возражений, естественно, не последовало. Узнав, что впереди приличная дорога, мы оставили для шоферов грузовиков сообщение – следовать за нами на восток, и, покинув примечательную деревушку, направились к побережью, в страну куду.
Долгое время, за которое солнце успело подняться высоко и началась жара, мы ехали по местности, которую Старик, на мой вопрос, как она называется, ответил: «Миллион проклятых миль Африки». Дорогу по сторонам ограничивал густой, по виду непроходимый и колючий кустарник.
– Здесь попадаются очень крупные слоны, – сказал Старик. – На них особо не поохотишься. Вот почему они такие огромные. Ясно, не так ли?
После долгой поездки по «стране миллиона миль» местность изменилась, теперь нас окружали сухие, песчаные, окаймленные кустарником равнины, превратившиеся от солнца в настоящие пустыни с редкими островками растительности там, где была вода. По словам Старика, так выглядели северные провинции Кении. Мы высматривали геренуков или жирафовых газелей, длинношеих антилоп, которые своими повадками напоминали жуков-богомолов и мелких куду, которые, по нашим сведениям, водились в этих унылых местах, но солнце стояло высоко, и все звери попрятались. Наконец дорога постепенно пошла вверх, опять к холмам, низким, голубым, лесистым холмам, отделенным друг от друга целыми милями редкого кустарника, а впереди высились два огромных, крутых, лесистых холма, которые хотелось назвать горами. Они стояли по обеим сторонам дороги, и, когда мы подъехали к месту, где красная дорога сужалась, нам повстречалось стадо в несколько сот голов, которое гнали на побережье скупщики скота из Сомали; главный среди них шагал впереди – высокий, красивый туземец в белом тюрбане и национальном костюме, он нес зонтик как символ власти. С трудом пробившись сквозь стадо, мы стали петлять вокруг живописных зарослей, потом проехали меж двух гористых холмов и в полумиле от них въехали в деревушку из глиняных, крытых соломой хижин, стоявшую на низком плато. Отсюда две горы со склонами, поросшими лесом, осыпавшимися известняковыми породами, опушками и лугами казались очень красивыми.
– Это здесь?
– Да, – ответил Дэн. – Надо найти место старого лагеря.
Из глиняной хижины вышел очень старый, сморщенный чернокожий дед с седой щетиной на лице, на нем был один, когда-то белый, а теперь просто грязный, кусок ткани, собранный на плече на манер римской тоги; он повел нас назад по дороге, а потом свернул влево и вывел к месту, хорошо подходящему для лагерной стоянки. Вид у старика был очень унылый, а после того, как Старик и Дэн с ним поговорили, он с еще более унылым видом пошел за проводниками, чьи имена Дэн записал по рекомендации своего друга, голландского охотника, бывшего здесь год назад.
Мы вынули из машины сиденья, чтобы использовать их как стол и скамейки, расстелили куртки для завтрака в тени большого дерева, выпили пива, а затем в ожидании грузовиков занялись кто чем – кто спал, кто читал. До приезда грузовиков вернулся наш дед с
