но Гаррег, кажется, на этом закончил свое сообщение. Врач всегда говорил очень спокойным, размеренным, но отнюдь не холодным тоном, что гармонировало с его внешностью. Было ясно, что врач имеет в виду старика Пеннека, но Дюпен все же спросил:
– Пеннеку?
Гаррег не стал отвечать на вопрос и сразу перешел к делу:
– Сердце. Ему надо было давно ставить шунты. Во всех артериях были массивные стенозы. Чудо, что он вообще ухитрился прожить эти последние годы, месяцы и недели. Это было невероятно, просто невероятно.
– Вы знакомы с его сердечными болезнями? То есть вы были и его домашним врачом?
– Ну, в данном случае меня трудно было бы назвать домашним врачом. За все тридцать лет, что я его знаю, он ни разу не дал мне себя осмотреть. Ни разу, даже из соображений профилактики. Он приходил только тогда, когда у него начинала болеть спина. Позвоночник у него болел уже много лет, и он время от времени приходил на обезболивающие уколы. Однако утром в понедельник он пришел с жалобами на боль в груди. Должно быть, боль была очень сильной, так как он согласился, чтобы ему сняли ЭКГ.
Гаррег замолчал.
– И?
– Его надо было немедленно, экстренно оперировать. Но он отказался от госпитализации.
– Он не желал ничего предпринимать?
– Он сказал: если в таком возрасте согласишься на операцию, это будет означать конец.
Гаррег сказал это бесстрастно, без всякой мимики.
– Сколько времени он мог еще прожить?
– Я уже сказал, – тщательно артикулируя слова, заговорил Гаррег, – что с медицинской точки зрения он уже давно должен был умереть.
– Но медикаменты? Может быть, он принимал какие-то таблетки?
– От таблеток он наотрез отказался с самого начала.
– И что же вы ему сказали?
– Ничего.
– Но он знал, что непременно скоро умрет?
– Да.
Гаррег помолчал, а затем снова заговорил, словно поставив точку:
– Он был душевно здоровым человеком девяноста одного года.
Дюпен несколько секунд молчал.
– Кто-нибудь знал о его болезни, о тяжести его состояния?
– Не думаю. Мне кажется, это было бы ему очень неприятно. Он никогда и нигде не выпячивался. Он даже однажды спросил, не знает ли об этом моя помощница, и был очень обрадован, узнав, что она никогда не знакомится с медицинской документацией моих пациентов.
Заметив изумление Дюпена, Гаррег добавил:
– Он был очень упрямым и своенравным человеком.
– Но неужели он не ослаб? Ведь при таком тяжелом состоянии другие должны были бы заметить, что он тяжело болен. Ну, по крайней мере в последние недели.
Никто из опрошенных не говорил, что Пеннек ослаб или плохо выглядел.
– Видите ли, этот старик обладал невероятной силой воли. Он был очень гордым человеком. Но понятно, что порхать
