вон тот еще? Который для затейНа крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в зефирах и в амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и зефиры все
Распроданы поодиночке!!!»
Чем это, интересно, отличается от невольничьего рынка из «Хижины дяди Тома»?
Финальным аккордом стал подписанный в 1762 году Петром III манифест о вольностях дворянских, которым дворяне освобождались от обязательной «государевой службы». Таким образом, традиционная система повинностей, лежавшая в основе русского общества, была полностью разрушена. Дворянское сословие выпало из пирамиды, получив полную власть над землепашцами (разве что открыто убивать не дозволялось) без какого бы то ни было морального обоснования этой власти.
Вероятно, по сравнению с первобытнообщинным строем рабовладельческий является прогрессивным. Но Россия, имевшая за плечами многовековую традицию народной демократии, оказалась отброшенной даже не назад, а в иную цивилизацию, тоскливо непонятную для русского человека. Когда собственная власть обращает миллионы людей, пусть и податного сословия, в холопы, то есть имущество – как должны были воспринять это крестьяне, хоть и не книжные, но не обделенные исторической памятью?
В древности холопами становились четырьмя путями: плен, преступление, долг или добрая воля. О доброй воле здесь речи не было, о массовом преступлении или массовом долге – тоже. Так что же остается? Остается плен. Вот и вопрос: кто пришел к власти в России, если взял в плен миллионы сограждан, обратил их в свое имущество, а сам освободился от каких бы то ни было обязательств, даже от государственной службы?
В полном соответствии с напрашивающимся ответом господа начали усердно изображать из себя другой народ – надо полагать, им тоже так было легче – и довольно быстро в этом преуспели. Самые богатые из них жили в странных, нерусских домах, одевались на иноземный манер, даже говорили не по-русски. Менее богатые поневоле стояли ближе к народу – но всей душой рвались ввысь, к «элите», не видя службы и пользы, которую та приносила Отечеству, а видя лишь внешнее: манеры, роскошь, развлечения.
Дворянство деградировало почти со скоростью свободного падения. Уже литература XVIII века обогатила нас описанием колоссального количества паразитов. «Золотой век» потому и назван был «золотым», что астрономические средства тратились на безумную и ненужную роскошь. Состояния даже не проматывались, а попросту прожирались, источник же денег был один – деревня. Стоит ли удивляться, что хозяйство, из которого деньги только тянули, но не вкладывали, не развивалось? Удивительно, что русский аграрный сектор вообще как-то пережил «золотой век».
А затем наступили последствия и манифеста о вольностях дворянских. Люди, конечно, бывают разные, но человек устроен так, что если он имеет возможность
