разожгла любопытство девиц, и они, окружив крошку Жири плотным кольцом, умоляли ее объясниться.
– Я поклялась ничего не рассказывать! – еле слышно пролепетала Мег.
Но они не оставляли ее в покое, истово пообещав хранить секрет, и Мег, горевшая желанием поведать то, что знала, начала в конце концов, не спуская глаз с двери:
– Так вот… это все из-за ложи…
– Какой ложи?
– Ложи призрака!
– У призрака есть ложа?
При мысли, что призрак имеет собственную ложу, танцовщицы не могли сдержать охватившего их жуткого восторга.
– Ах, Боже мой! Рассказывай… Рассказывай…
– Потише! – приказала Мег. – Это ложа номер пять, на первом ярусе, у самой сцены с левой стороны.
– Не может быть!
– Точно вам говорю… А билетершей там – моя мама… Но вы клянетесь ничего не рассказывать?
– Ну конечно! Дальше!..
– Так вот, это и есть ложа призрака… Туда больше месяца никто не приходил, кроме призрака, разумеется, и в администрацию отдали распоряжение никому ее не сдавать…
– И призрак действительно туда приходит?
– Ну конечно…
– Стало быть, кто-то все-таки приходит?
– Да нет же!.. Приходит призрак, но там никого нет.
Крошки танцовщицы переглянулись. Если призрак являлся в ложу, его должны были видеть, раз на нем был черный фрак, а вместо головы – череп. Они попытались втолковать это Мег, но та возразила:
– В том-то и дело! Призрака не видно! У него нет ни фрака, ни головы!.. Все, что рассказывали о черепе и огненной голове, выдумки! Ничего такого у него нет… Его только можно слышать, когда он в ложе. Мама никогда его не видела, но зато слышала. Уж мама-то знает, ведь это она приносит ему программу.
Сорелли сочла своим долгом вмешаться:
– Жири, ты смеешься над нами?
Тут крошка Жири заплакала.
– Лучше бы я молчала… Если мама когда-нибудь узнает!.. И все-таки Жозеф Бюке напрасно лезет не в свое дело… Ему это принесет несчастье… Мама еще вчера вечером говорила…
В эту минуту в коридоре послышались тяжелые, торопливые шаги и громкий голос:
– Сесиль! Сесиль! Ты здесь?
– Это мамин голос! – сказала Жамм. – Что случилось?
И она открыла дверь. Почтенная дама, скроенная наподобие померанского гренадера, ринулась в гримерную и со стоном упала в кресло. Она в страхе таращила глаза, придававшие мрачное выражение ее лицу цвета обожженного кирпича.
– Какое несчастье! – проговорила она. – Какое несчастье! Жозеф Бюке…
– Ну что там с Жозефом Бюке?
– Жозеф Бюке умер! Его только что нашли повешенным в третьем подвале!.. Но самое ужасное, – задыхаясь, продолжала несчастная почтенная дама, – самое ужасное то, что машинисты сцены, которые обнаружили его тело, уверяют,
