заела куском буженины.
– Где учились, что закончили? – спросил Грошев.
– В школе, потом, после девятого, в педколледж поступила на льготный бюджет, знакомые матери помогли… Не закончила, правда.
– А что за фирма у вашего дяди, кем он хотел вас устроить?
– Понятия не имею. Я его никогда не видела.
– И какие планы в таком случае?
– Побуду у вас, пока не уедете.
– Пока не уезжаю, позвонили – планы изменились.
Грошев, разглядев девушку, решил: пусть останется дня на три-четыре. Он не обнаружил в себе никакого к ней интереса – и слава богу. Ни красотой она не блещет, ни умом, провинциальная заурядочка, с такой рядом жить – все равно что с дальней родственницей, никаких эмоций, только легкое неудобство, компенсируемое приятным сознанием, что приютил сироту.
Грошев понравился себе этим решением, захотелось небольшой награды, он предложил:
– Еще по одной?
– Давайте.
– Не запьянеете?
– Я на это крепкая. И можно меня на «ты».
– Без проблем. Но меня, уж извини, на «вы», и Михаил Федорович. Не люблю я эту моду нынешнюю.
– Это не мода, а для удобства. И чтобы на равных. Или оба на «вы», или оба на «ты».
– А то, что кто-то старше, роли не играет?
– Какая еще роль? Дольше прожил человек – и что? Это заслуга какая-то?
– Разве нет?
– Нет. Мало ли кто как жил. А то получается, как типа в больнице сказать: я уже год болею, а ты только что в палату пришла, давай меня на «вы» и уважай, а я тебя на «ты» и в упор уважать не собираюсь. Заслужи сначала!
– Странное сравнение. Но, значит, не надо заслуживать?
– Что? Чтобы как к человеку относились?
– Путаница у тебя в голове, Юночка. Ничего, что я так тебя назвал? Не харассмент, в суд не потащишь?
– Очень смешно, – хмыкнула Юна.
Хмыкнула, как показалось Грошеву, почти презрительно.
Все они такие, миллениалы эти, ни черта за душой, ни знаний, ни умений, часто и профессии никакой, а важничают и высокомерничают как настоящие. Надо бы на место ее поставить, да лень. Пусть, пусть обнаружит себя. Грошеву даже творчески выгодно – материал для наблюдения.
– Ладно, – сказал он, – оба на «ты», и я просто Михаил. За равенство!
Выпили.
Молча ели. Грошеву не придумывались вопросы, Юна тоже ни о чем не спрашивала. А могла бы: все-таки перед ней незнакомый человек, с которым придется быть рядом какое-то время. Чувствовалось, что она к Грошеву совершенно равнодушна, как к случайному попутчику в купе. Равнодушна вообще ко всему – сидит над тарелкой, ест, не поглядывая даже по сторонам, а ведь любому человеку бывает любопытно осмотреться в незнакомом месте. И что задумалась о своей доле, тоже незаметно. Просто сидит и ест, потому что есть хочет, вот и все. Удивительно бесцветная девушка.
– Может, прогуляемся? – предложил Грошев.
– Я Кремль
