с днем рождения Эдриен. Так что ребята тоже собираются.
– Чейз с Эдриен родственники?
– Давно дружат семьями.
В передней части дома Эдриен найти не удалось, так что мы отправились в экспедицию в заднюю часть. Я шел вслед за Эдит вверх по одной лестнице, вниз по другой, по бесконечным коридорам. Дом Чейза по размеру был как маленькая космическая станция – если бы Эдит оставила меня одного, я с удовольствием заходил бы во все двери – в комнаты с крошечными мансардами, в комнату с телескопом, в комнату совсем без мебели, в которой лишь встроенные шкафы во всю стену, в библиотеку. Но увы, в одной из комнат внизу оказался домашний кинотеатр, и она была набита битком.
Прислонившись к дальней стене, стояла девушка, эта самая Эдриен. Она была похожа на статую, освещаемую мерцающим светом с экрана. Ее нос с переломом разжег искру воспоминаний: но сейчас она казалась выше, она как будто бы возвышалась надо мной; может, это освещение давало такой эффект. Я увидел, что проектором управляет Чейз – казалось, он скучает, как минотавр в центре своего лабиринта. Я снова перевел взгляд на Эдриен, а она поймала мой взгляд.
На экране картинка низкого качества, снято в семидесятые. Какой-то банкет. Обнаженные девушки ввозят огромное блюдо с крышкой, останавливаются, снимают крышку, а под ней разноцветные фекалии. Гости принялись кричать, фыркать, хлопать, я тоже попытался рассмеяться. Когда я лишь изображаю улыбку, напрягаю челюсть и обнажаю зубы, она выходит похожей на оскал. Я не отважился отвести взгляд от экрана. Конечно, именно такие фильмы они и смотрят. Но смеялись не все. Кто-то ежился от отвращения, кто-то застонал: Эдит сделала вид, будто ее тошнит. Но я должен быть из тех, кто и не поморщится. На экране дрожащая рука поднесла к соску мальчика горящую спичку.
Казалось, что фильм был долгим, но уже приближался к концу. Там снова фигурировало какое-то говно, я обвел беглым взглядом других зрителей – и остановился на Эдриен. Она тоже смотрела на остальных. Наверняка она уже видела этот фильм и изучала сидящих в полукреслах друзей, хотя выражение ее лица было нетерпеливым. Эдриен не была столь же хорошенькой, как итальянки в фильме, но волосы такие же светлые, кожа такая же чистая, как у самых красивых из этих актрис, и она казалась… намного живее. Что-то в ее лице заставило меня встать на ее сторону. Против Чейза. Я, естественно, предположил, что она – его пленница.
Когда на экране вспыхнула надпись «Fine»[3], Эдриен встала первая; она дернула за веревочку рулонного экрана, наклонилась, на ней были отличные джинсы, подчеркивающие ее небольшую попку, как бы намекая; потом она распрямилась, окинула взглядом собравшихся и пошла к дальней стене, ее светлые локоны покачивались, как боа из перьев. А зрители зааплодировали. Когда включился свет, я с радостью рассмотрел Эдриен в цвете: серая футболка, руки розовые. Она хлопнула Чейза по ладони, а он схватил ее за руку и не отпускал, пока она не повернулась
«Конец»
