что-то, и всем нам грустно, словно Федя ушел от нас.
А вот и Мытищи, тянет дымком, навозом. По дороге навоз валяется: возят в поля, на пар. По деревне дымки синеют. Анюта кричит:
– Матушки… самоварчики-то золотенькие по улице, как тумбочки!..
Далеко по деревне, по сторонам дороги, перед каждым как будто домом, стоят самоварчики на солнце, играют блеском, и над каждым дымок синеет. И далеко так видно – по обе стороны – синие столбики дымков.
– Ну, как тут чайку не попить!.. – говорит Горкин весело, – уж больно парадно принимают… самоварчики-то стоят, будто солдатики. Домна Панферовна, как скажешь? Попьем, что ли, а?.. А уж серчать не будем.
– Ты у нас голова-то… а закусить самая пора… Будто пирогами пахнет?..
– Самая пора чайку попить – закусить… – говорит и Антипушка. – Ах, благодать Господня… денек-то Господь послал!..
И уж выходят навстречу бабы, умильными голосками зазывают:
– Чайку-то, родимые, попейте… Пристали, чай?..
– А у меня в садочке, в малинничке-то!..
– Родимые, ко мне, ко мне!.. Летошний год у меня пивали… и смородинка для вас поспела, и…
– Из луженого-то моего, сударики, попейте… у меня и медок нагдышний[32], и хлебца тепленького откушайте, только из печи вынула!..
И еще, и еще бабы, и старухи, и девочки, и степенные мужики. Один мужик говорит уверенно, будто уж мы и порядились:
– В сарае у меня поотдохнете, попимши-то… жара спадет. Квасу со льду, огурцов, капустки, всего по постному делу есть. Чай на лужку наладим, на усадьбе, для апекиту… от духу задохнешься! Заворачивайте без разговору.
– Дом хороший, и мужик приятный… и квасок есть, на что уж лучше… – говорит Горкин весело. – Да ты не Соломяткин ли будешь, будто кирпич нам важивал?
Кустодиев Б. М. Яблоневый сад (фрагмент)
– Как же не Соломяткин! – вскрикивает мужик. – Спокон веку все Соломяткин. Я и Василь Василича знаю, и тебя узнал. Ну, заворачивайте без разговору.
– Как Господь-то наводит! – вскрикивает и Горкин. – Мужик хороший, и квас у него хозяйственный. Вон и садик, смородинки пощипите, – говорит нам с Анютой, – он дозволит. Да как же тебя не помнить… царю родня! Во куда мы попали, как раз насупротив Карцовихи самой, дом вон двуярусный, цел все…
– А пощипите, зарозовела смородинка, – говорит мужик. – Верно, что сродни будто Лександре Миколаевичу… – смеется он, – братье, выходит.
– Как – братьё?! – с удивлением говорит Антипушка; и я не верю, и все не верят.
– А вот так, братьё! Вводи лошадку без разговору.
Мужик распахивает ворота, откуда валит навозный дух. И мешается с ним медовый, с задов деревни, с лужков горячих, и духовито горький, церковный будто, – от самоварчиков, с пылких сосновых шишек.
– Ах, хорошо в деревне!.. – воздыхает Антипушка, потягивая в себя теплый навозный дух. –
…медок нагдышний… (
