было принесено извинение за то, что переговорный пункт временно не работает, вследствие заноса его песком и далее сообщалось, что после первого же бурана узел будет функционировать вновь. Шерехову стало немного жаль упущенной возможности переговорить с домочадцами, но не в его привычках было долго и сильно расстраиваться и, напевая "вихри враждебные веют…", Шерехов быстрым шагом зашагал к месту встречи.
"Али" был как всегда точен и аккуратен – он появился ровно через полчаса после назначенного времени. Местные мальчишки, которые на углу играли в "альчики", и вначале не обращали внимания на белого господина в строгом черном костюме, к концу вторых пятнадцати минут оставили игру и окружили этого странного европейца, который за полчаса даже в тень не зашел. И стали выпрашивать у него мелочь на щепотку анаши – слабого наркотика местного производства. Разогнав эту "амшару", "Али" долго по-восточному приветствовал Шерехова, расспрашивая его о здоровье матери его детей и двоюродного дедушки детей его матери.
Обсудив все предварительные вопросы, необходимые в начале каждой оперативной встречи и договорившись, что по легенде они познакомились на концерте Стравинского, а разговор на встрече вели о живописи Ренуара, Шерехов тут же перешел к делу, попросив охарактеризовать некоторых из жен ибн-Сауда. "Али" добросовестно выполнил просьбу своего друга, правда, несколько увлекшись несущественными деталями интимного характера, ставшими ему известными по роду службы. И все это время по ходу рассказа "Али" мозг Шерехова лихорадочно работал в одном направлении – как подвести "Али" к мысли о необходимости знакомства его со второй любимой женой эмира. Может быть, сказать, что по его данным она собирает марки и он, Шерехов, хотел бы обменяться с ней монгольской серией о космосе с бахрейнской серией о русском балете?
Рассказы "Али" продолжались уже третий час, когда Шерехов нашел выход – он решил сказать, что безумно влюблен в Чичак – вторую жену эмира- и хотел бы, чтобы он, "Али", организовал ему свидание с милой его сердцу восточной красавицей, чей гибкий стан, небесного цвета шальвары и фиолетовый оттенок паранджи которую уже ночь не дают ему покоя.
Душа похолодела у Шерехова, когда по расширенным зрачкам "Али" он понял, что смысл сказанного им дошел до сознания его верного помощника. Наступил критический момент многолетнего сотрудничества. Как поведет себя "Али"? Сможет ли он переступить ту невидимую грань, у которой будут бороться верность королевской семье и желание скопить за счет советской разведки деньги на нового верблюда? Неподвижный взгляд "Али" как нельзя более красноречиво говорил такому тонкому психологу, каким был майор Шерехов, об острой бескомпромиссной душевной борьбе двух вышеперечисленных мотивов.
Но вот бледность лица "Али" сменилась прежним загаром и в глазах вновь заискрилась живая мысль. Кризис миновал. Хитро улыбаясь, "Али" переспросил Шерехова, правильно ли он понял, что светлое чувство майора к Чичак так
