в истории болезни и в двух журналах. Ясно, что желающих заниматься всем этим было мало, и отдуваться приходилось Чеснокову, как самому молодому. Вот он, значит, и нашел выход – подлизался к пожилой процедурной сестре, которая раньше, работая в сельской больнице, иногда вынужденно занималась совмещением крови. Поддавшись уговорам Чеснокова, она и в клинике взяла эту работу на себя. Ему оставалось только расписываться.
– Да вы что, Анне Петровне не доверяете? – удивился Чесноков.
Миллер сполоснул чашки и убрал их в шкаф.
– Если она ошибется, в тюрьму сядете вы, Стас. Ладно, пойдемте в приемное. Ну вы и гусь. В городе теракт, я, второй человек в клинике, сижу, ничего не знаю, а вы уже всем распорядились. Может, вы и кафедру возглавите вместо меня? Вы в институте как учились?
– На тройки в основном.
– Значит, будете прекрасным руководителем.
– Просто я давно тренируюсь на рынке; там, если всех в кулаке не держать, без прибыли останешься. Вы тоже научитесь. Мобильный только не выключайте, и все нормально будет.
В приемном все уже было готово. Больных подняли в отделения, из реанимации выкатили резервные аппараты ИВЛ[7], в комнате дежурного врача сидели анестезиологи с интубационными наборами наготове.
Возле диспетчерской страдал нейроофтальмолог, который, оказывается, числился главным специалистом по боевым отравляющим веществам.
– Я окулист! – набросился он на Миллера. – Откуда мне знать все эти зарины, заманы, фосгены? Хоть бы предупредили заранее, методичку какую бы выдали!
– Давай махнемся. Ты будешь ожоговедом, а я военным токсикологом.
– А смысл?
– Я не понимаю ни в том ни в другом, так, может быть, ты хоть ожоги знаешь?
Они вышли на крыльцо – посмотреть, не везут ли уже больных, а заодно и покурить.
Стоял теплый осенний вечер, солнце давно закатилось, в белом низком небе едва виднелся узкий серп месяца. На улице гудели застоявшиеся в пробках машины, нетерпеливо позванивали трамваи, и казалось странным, что вот-вот этот обычный гул будет перекрыт воем медицинских сирен.
Окулист сжал в зубах беломорину с таким видом, будто хотел не выкурить, а съесть ее.
Хлопнула дверь, и на крыльце появился Криворучко.
Он пыхтел, шумно переводил дух и тут же притопывал от нетерпения, соображая, куда бежать дальше.
Валериан Павлович был выдающимся стратегом и энергичным тактиком. Другими словами, он мог придумать прекрасный план действий, а потом активно мешать его исполнению, лично контролируя каждую мелочь и внося сумятицу в ряды коллег, перестающих понимать, за что же они отвечают. И в этой атмосфере хаоса Криворучко чувствовал себя как рыба в воде.
– Ты чего тут прохлаждаешься? – набросился он на офтальмолога. – По агентурным данным, террористы применили химическое
ИВЛ – искусственная вентиляция легких.
