Тогда я отолью тебе подливки в миску. Хочешь холодной картошки?
– Нет.
– Ты разучился говорить «да»?
– Давай сейчас.
– Что значит «давай сейчас»! Будь любезен, скажи вежливо.
– Дай, пожалуйста, мне сейчас мой «Наполеон», дорогая тетя Фи.
Она засеменила прочь. В кухне она продолжала со мной разговаривать. Я не мог разобрать ни слова. Мама раньше тоже всегда разговаривала со мной из дальней комнаты, когда я сидел в гостиной. «Я тебя не слышу!» – кричал я ей. «Прекрасно слышишь, – кричала она в ответ, – ты просто не хочешь слушать».
Вода в тазу подостыла. Но я все равно погрузился в дрему. Тетино бормотанье превратилось в мамино бормотанье.
Я опомнился, когда тетя Фи сказала мне прямо в ухо: «Не спать, чудик!»
Она стояла так близко от меня, что могла бы легко снять «сон» из уголков моих глаз. Я часто дергаюсь оттого, что она так похожа на маму.
– Не смотри так кисло, медвежонок ты мой! – сказала она.
Я балдел от тети Фи, ведь мама тоже часто звала меня медвежонком.
– Медвежата живут в зоопарке, – сказал я.
Я протянул руку и взял кусок «Наполеона». Он лежал на блюдечке с трещиной, похожей на вопросительный знак. Я мог выбирать: откусить прямо от всего куска или приподнять верхний слой теста, слизать толстый слой желтого крема, а потом съесть верх и низ по отдельности. Последнее было более правильным, но если смело кусать все сразу, то лучше чувствуешь вкус. Так я и поступил. Крем размазался по носу и верхней губе, жирные комочки плавали даже в тазу.
– Твоя мама всегда была такой хорошей девочкой, – рассказывала тетя Фи. – Я до сих пор многого не понимаю. Если хочешь о чем-нибудь расспросить меня, то давай.
– Если ты ничего не понимаешь, – сказал я с полным ртом, – то зачем мне спрашивать?
– Сначала проглоти, а потом рассуждай, дружок!
Я проглотил все, что было во рту, и громко икнул.
– Ты что, совсем дикарь, Томми? – спросила она.
– Нет. А зовут меня Томас.
– Мне все время кажется, что ты диковатый.
Я так резко вынул ноги из таза, что забрызгал тетю Фи. Она весело рассмеялась. Удивительный человек – веселится в самые неожиданные моменты, именно тогда, когда думаешь: вот теперь она рассердится уже всерьез.
По дороге домой я встретил Пита Звана. Нельзя сказать, чтобы он выглядел по-воскресному, хотя одет был очень аккуратно. Впрочем, в школу он одевался тоже аккуратно.
– Да это же Пит Зван! – сказал я.
В его глазах не было ни радости от встречи, ни удивления.
– Здравствуй, Томас, – сказал он.
Томасом меня называет только папа. Теперь, когда Зван тоже назвал меня Томасом, мне показалось, что он взрослый.
– Я только что слопал кусок «Наполеона», – сказал я. – У тети Фи.
Он не удивился. Я показал ему мисочку.
– В
