style="font-size:15px;"> – Вот ваш расчетный лист, – сказал он Бендеру улыбаясь во весь рот, как хорошо ему знакомому. Ступин был в униформе морского капитана и спросил немного погодя: – Удивлены? После Пристройкина меня направили сюда, Остап Ибрагимович. – Вот и приказ… – подал он бумагу. – Вы увольняетесь за развал в морклубе «Два якоря»… Но учитывая, что именно вы организовали этот замечательный клуб, я счел возможным потопить этот приказ, не афишировать его, уважаемый товарищ Бендер. Увольняетесь числом после вашего лечения… Так что… – протянул руку новый председатель мариупольского отделения помощи утопающим, отец бывшей квартиросдатчицы Остапа Елены Викторовны.
– Благодарю, товарищ капитан, – ответил крепким рукопожатием Ступину Бендер. – Удачи вам в спасении утопающих, капитан.
– Спасибо, товарищ Бендер, – продолжал улыбаться тот. – Извините, что так… да, там в бухгалтерии мой приказ на оказание вам материальной помощи, уважаемый Остап Ибрагимович.
– Благодарю, очень кстати, – засмеялся Остап.
Взгляд организатора морского клуба «Два якоря» задержался на шкафе, где еще совсем недавно стоял кубок-сирота за перевыполнение плана по сбору членских взносов. Его на полке не было. Остап ухмыльнулся и вышел.
Когда великий организатор после бухгалтерии выходил из здания, Пристройкин угодливо распахнул дверь перед новатором отделения общественности, помогающей утопающим.
На улице его ждали друзья, и Остап им сказал:
– Вот всегда так: я организовываю, а государство пожинает плоды моего творчества.
Привычно расхаживая по веранде, Остап говорил:
– Итак, я посвятил вас в наше предприятие в Симферополе. И это все, детушки-голуби, из тех бумаг, которые мы приобрели у пасечника Стратиона Карповича. Из них следует, что сам пасечник, как и его родитель, были поставщиками меда графскому дому. Вот почему, как я додумываю, в последнее свое посещение графского дома, в девятнадцатом, Стратиону Карповичу и передал управляющий графским домом письмо своему брату Приозерскому. В письме говорится: «Все ценности графа Воронцова надежно спрятаны в тайнике до лучших времен, дорогой брат. Советую и тебе так же сделать…» – держал в руке письмо Остап и изучающее посматривал на своих компаньонов. – Письмо писано на гербовой бумаге, и ему верить можно, камрады.
– А какие ценности в письме указываются, командор? – без энтузиазма спросил Балаганов.
– Перечня нет, друг Шура, но говорится…»… А ценности графские, дорогой брат, как тебе известно, превеликие, и никак не могут идти в сравнение с нашими. Достаточно напомнить тебе о тех золотых предметах, которые были тобой увидены в прошлый твой приезд на отдых…» – Вот какой клад ожидает нас в Крыму, детушки, – сложил пожелтевшую бумагу Бендер.
– Ох, Остап Ибрагимович, не окажется ли это очередным блефом, как и подводный клад? – крутнул свой ус Козлевич.
– Да, если по справедливости, командор. Не остаться ли нам спокойненько жить в Мариуполе?
