однако имущества имело очень мало. Прошли те времена, когда тут устраивали коронационные и прочие обеды.
Генерал-поручик Петр Дмитриевич Еропкин, под чьим началом временно оказалась чумная Москва, ждал Орлова с его экспедицией в Головинском дворце и был найден в парадной столовой, где отдавал распоряжения прислуге. Через помещение то и дело пробегали лакеи с охапками одеял и белья, тащили мебель.
Архаров увидел высокого и худощавого мужчину, слегка сутулого, но плечистого. И по его повадке понял – смолоду был силен, еще и теперь, поди, кочергу узлом завяжет. И лицо приметное – глаза большие, хотя несколько впалые, нос орлиный. Одет генерал-поручик был в простой кафтан и камзол, почти без позумента, но столько достоинства в себе имел, что Орлов, сияющий золотым галуном, орденами и перстнями, рядом с ним был – как деревенский парень, которого портной использует вроде тряпичного болвана, чтобы примерять одежду, которая шьется для его господина.
Он пошел навстречу Орлову и офицерам, несколько прихрамывая, с графом и с Волковым обнялся, прочих приветствовал словесно.
– Что это с тобой, Петр Дмитрич? – спросил Орлов.
– А под дождик попал, – как бы обращая ответ в шутку, сказал Еропкин. – Под каменный. Коли мои депеши государыне читал – так, поди, все знаешь…
– У Спасских ворот? – блеснул осведомленностью Волков. И они заговорили потише – так что Архарову уж было ни слова не разобрать. Тем более, что офицеры, как младшие по чину, стояли несколько в сторонке.
– Встретили нас по-царски, – говорил граф. – Да только многовато было колокольного звона, до сих пор в ушах гудит. Или мне мерещится?
– Нет, все еще звонят, – утешил Еропкин. – Сие не встреча, граф. Москва так от чумы оберегается. Говорят, звон лечит.
– И много ли колокола помогли?
– Да кто их разберет… Сие дело не человеческое, но божеское, нам не понять…
– Вон митрополита – и то не уберегли ваши колокола! Воля твоя, сударь, а только изловить и наказать убийц митрополита надобно, – сказал граф Орлов. – Слыханное ли дело – бунт в Москве!
– Не стоит, люди и так напуганы выше меры, – ответил Еропкин. – И коли ищешь виновника, так он перед тобой. По моей вине погиб митрополит. Наказывай!
– Ну что ты такое плетешь! – воскликнул граф. – Ты, сударь, гляди, при государыне этак не брякни. Ты сделал все, что мог…
– Митрополит, когда бунтовщики взяли Кремль и громили Чудов монастырь, просил у меня пропускной билет за город. Он ждал билета в Донском монастыре, уже переодетый, а я наместо того отправил ему офицера для охраны. Офицера – одного! Моя вина, ваше сиятельство. Я должен был дать митрополиту надежную охрану. Я не предусмотрел этой слепой ярости толпы…
– Да разве ж у толпы зрячая ярость бывает? – горестно пошутил граф. – Уймись, Петр Дмитриевич. Нельзя позволять черни думать, будто Москва может безнаказанно убивать
