долговременном плане – как серьезный аргумент в переговорах с Киевом и Туровом. Именно в переговорах! После того как военные действия либо закончатся, либо прервутся на какой-то срок. То есть прямо сейчас – пока все решается военной силой – княгиня Городненская полочанам не нужна.
Или нужна? Выставить ее перед воротами осажденного Пинска и потребовать сдачи города? А если не сдадут?
Обороной Пинска руководят не Мономашичи, а Святополчичи, им Агафья почти никто – баба из конкурирующей ветви Рюриковичей. Святополчичи натерпелись от Мономашичей всяких обид и унижений выше крыши, могут и послать шантажистов в самые разнообразные места. И что тогда делать полочанам с Агафьей? Убить? А как потом с Мстиславом Киевским договариваться? Он за родную сестру от Полоцка одни головешки оставит, и общественное мнение, что характерно, будет на его стороне! Вот и выходит, что использовать плененную княгиню во время боевых действий нельзя, а надо придержать до начала переговоров.
Вывод: у Полоцка и Литвы планы на заложников из Городно не могут совпасть в принципе – Литве пленников надо «реализовать» быстро и с материальной выгодой, а Полоцку – в долговременном плане и с выгодами политическими. Вот уж в самом деле «телега, конь и трепетная лань». Да, прав был товарищ Пушкин: сотрудничество таких разных субъектов до добра не доведет. Скорее всего, литвины о похищении княгини даже не знают… Во избежание, так сказать, а то еще свою долю требовать надумают».
Мишке даже слегка обидно стало, когда вернувшийся с Матвеем и еще одним опричником Дмитрий прервал сольное выступление пленника.
– На-ка вот, горло пополощи. – Матвей передал Мишке завернутый в тряпицу туесок с какой-то слегка маслянистой, пахнущей медом и травами горячей жидкостью. – И давай я тебе горло укутаю, в тепле его подержать надо. Ну и помалкивай, разве что шепотом, да и то не надо бы.
Тут же нарушив предписание лекаря, Мишка прошептал:
– Что там с бабами?
– Да не пустили меня! – досадливо ответил Матвей. – Сами как-то управляются.
Мишке тут же вспомнилось, как после падения матери из саней точно таким же тоном возмущалась Юлька: «И меня выгнала! Говорит – не мое дело, а как я учиться буду, если до больных не допускают?» Мотька вроде бы и боялся, говорил, что не умеет с бабами, а вот поди ж ты – не допустили, и раздосадовался. Истинно лекарское нутро у парня.
– Там в доме трое раненых из этих… – Матвей мотнул головой в сторону лежащего на земле «панталексуса», – не жильцы. Один уже отошел, двум другим недолго осталось. Раны черные, смердят гадостно. Сами мужики в жару и без памяти. И… – Матвей поколебался, – брошенные они какие-то. Лежат в клетушке малой, похоже, что за ними никто и не ходил. Ну, разве что девчонка та, которую ты у стены тискал. Да много ли она могла? Так только – напиться подать да пожалеть. Из тех, что мы побили, троих сразу насмерть, еще один совсем
