своё слово уже сказал. И лишние жертвы были ни к чему. Особенно среди его подчинённых.
А вот немцы об этой позиции ничего не знали. Поэтому всю ночь предпринимали манёвры уклонения от всяких пригрезившихся им миражей и боялись чихнуть, опасаясь привлечь внимание. Так что наутро Флота Открытого моря не было. Просто не было какое-то время. Так как все корабли разметало кого куда. Фридрих фон Ингеноль был тяжело ранен. Командование принял Райнхард Шеер, но и он получил неприятное ранение. Поэтому осуществлял руководство без должного рвения и сноровки…
Впрочем, это было уже не важно. Силы сторон разошлись по своим углам в ожидании нового раунда переговоров.
Глава 5
1914, апрель, 12, Санкт-Петербург – Берлин
Раннее утро.
Николай II свет Александрович стоял у большой карты мира и вдумчиво изучал значки на ней. Где какие войска стоят. Где какие стратегические заводы или фабрики расположены. Где прямо сейчас находятся лидеры стран, их министры иностранных дел или просто важные фигуранты. Ну и так далее. Обычно каждый вечер карту приводили в актуальное состояние. Но так было раньше. Теперь её обновляли трижды в сутки, чтобы отслеживать ситуацию на фронте и в мире. Николай ужасно не хотел за разбирательством каких-то локальных задач упустить что-то глобальное, что-то действительно важное. Поэтому регулярно посматривал на карту и оценивал расположение фишек всех игроков этой большой игры. Вёл своего рода шахматный турнир по переписке.
– Медленно ракеты уплывают вдаль, – тихо мурлыкал себе под нос Император известную в XXI веке пародию на «Голубой вагон», изучая в это утро обстановку, – встречи с ними ты уже не жди. И хотя Америки немного жаль, у Европы это впереди…
– Что ты там бормочешь? – спросила Клеопатра. – Я ничего не слышу.
– Да так, песенку одну дурацкую вспомнил.
– Что за песенку? Я такой мотив не припомню.
– Глупости. Не обращай внимания, – отмахнулся Император, понимая, что заболтался.
– И всё же. Это что, твоё? Ты что, стихи начал писать?
– Я?! С чего ты взяла?
– Почему бы и нет? Пожалуйста. Прочитай. Не стесняйся.
– Да ну, – снова отмахнулся он, вспотев.
– Почему? Никогда бы не думала, что сочиняешь стихи. Мне правда очень интересно.
– Это дурной стишок.
– Но стишок. Ну хорошо. Расскажи другой. Который лучше.
– Другой? Ну… хм… – Он призадумался.
Почему он вдруг вспомнил эту дурацкую песенку? Секунда. Другая. И его накрыло каким-то иррациональным потоком эмоций. Ему вдруг стало больно и обидно за свою страну. Ту страну, которая осталась там… в прошлой жизни. Николай никогда не относился к тем людям, что любили похрустеть колхозной или французской булкой на завалинке, причитая о том, какую страну они потеряли. Нет. Ему вдруг почему-то стало просто обидно.
