я схожу к тёте Свете?
– К Олиной маме?
– Ну да.
– Даже не знаю, – неуверенно произнесла мама, – ей сейчас наверняка не до приёма гостей.
– Я всё-таки схожу.
– Ну… Если считаешь, что нужно…
Мама не стала настаивать на своём. Характер у неё мягкий – не то что у меня. «Ты вся в папу», – часто твердила она.
Это точно. Папа у меня военнослужащий, офицер. Я считаю так: строгий, но справедливый, с чувством собственного достоинства и чести.
«Такая же целеустремлённая, – добавляла мама, – только цели и интересы часто меняются, как и цвет твоих глаз».
Ну, уж и не знаю… Все поступки, которые я совершала, казались мне логически обоснованными. И цели на ближайшее время для себя распределила. Про глаза – это верно. Есть у меня такая прикольная особенность – глаза-хамелеоны. Ребята восхищались, девчонки завидовали. А мне самой это доставляло определённые проблемы, самая главная из которых – то, что нужно иметь множество разной косметики. Трудно предугадать, с каким цветом глаз придётся выйти в люди: с карим, зелёным или голубым.
Я вышла из дома с конвертом. Отдам Олиной маме, и та пусть сама решает, что с ним делать.
Строиловы жили недалеко – минут пять пешком.
Вот и знакомый дом, Лёлькин подъезд. Как страшно заходить: в квартире её нет и уже никогда больше не будет.
Немного посидела на скамейке.
Дверь вдруг открылась, и из подъезда вышел… Олькин родной отец! Меня он вряд ли помнил, прошёл мимо. Забыла, как его зовут, а потому просто крикнула вслед:
– Подождите, пожалуйста! Я Олина одноклассница!
Мужчина обернулся:
– Это вы мне?
Подбежала к нему:
– Да. Извините, я не знаю вашего имени…
– Михаил Иванович, – представился Олин отец.
– Очень приятно, – ответила я, – меня зовут Настя, мы с Олей учились в одном классе.
– Приятно познакомиться, – вежливо ответил мужчина. Было видно, что он не понимал, зачем его остановили.
Я не знала, что обычно говорится в таких случаях, потому сразу перешла к делу:
– Оля перед смертью передала мне конверт. Сказала вскрыть пятнадцатого марта. Вот я сегодня и открыла.
Михаил Иванович побледнел и произнёс:
– Давай-ка присядем, и ты мне всё расскажешь.
Я ему сообщила, как Лёлька передала мне конверт.
– А где же письмо? – поинтересовался Олин отец.
Я передала ему конверт – пусть сам читает.
– И кличку-то себе какую подобрал, – задумчиво произнёс Михаил Иванович, дочитав. – Что она означает?
– Не знаю.
– Какой повод для шантажа здесь упоминается?
Я в ответ лишь пожала плечами.
– Можно мне оставить письмо себе?
– Конечно.
