вместе. Рэки давно уже не ощущал себя так спокойно. Пробудившись лишь ближе к вечеру, он не сразу понял, где находится: ему вдруг показалось, что он у себя дома: всё вокруг было таким похожим, и даже голос своей хозяйки, казалось ему, он слышит рядом. Но это лишь казалось, уже в следующее мгновение Рэк понял, что находится в чужой квартире. Но голос женщины, продолжавший звучать в другой комнате, всё ещё напоминал о его хозяйке и продолжал удерживать его в некотором смятении. Рэку захотелось встать и пройти туда, но вдруг он услышал прозвучавший в след словам женщины уже знакомый голос с хрипотцой. И тут наконец-то Рэк понял, где он, и вспомнил всё. И сразу раны дали знать о себе. Заскулив тихонько – претерпевая боль, но большей частью с чувством тоски, Рэк вновь припал к подстилу под ним.
– Завтра, с утра и пойдём, – звучал по квартире мужской голос.
– Олежку-то зачем берёшь? Пусть бы дома остался… В хозяйстве вон помочь надо будет завтра, – продолжала разговор женщина.
– Оставь всё пока, – отвечал муж жене. – А без Олега я не смогу, – продолжал. – Да и собак заодно прогуляет, ему же и полезнее будет. А то всё время дома…. Сама знаешь, воздух ему нужен свежий. Растёт ведь парень.
Рэки тихо лежал и прислушивался к разговору людей. Он почти понимал их слова и потому понял смысл их разговора: ему стало ясно, что хозяин собирается следующим днём ехать куда-то, и не один, возможно, с этим, поменьше, человеком, что так брезгливо отнёсся к нему в первый день.
Из комнаты показалась женщина и приблизилась к Рэку.
– Ну, как ты тут? Проснулся уже? Вот и умничка, хороший, – ласково выговаривала она, а затем, продолжая произносить – «умничка, хороший», с сочувствием прикоснулась к нему и нежно провела ладонью по верху его изрезанной волчьими клыками головы.
Рэки чуть вздрогнул, и даже боль немного притихла: ласка женщины вызвала дрожь по его истерзанному телу, что в свою очередь приглушила импульсы боли, исходящие от многочисленных ран. Он проникновенно смотрел в её глаза и видел в ней – свою хозяйку, но, может быть, и просто хотел видеть.
Его взгляд, каким-то странным образом, казался женщине совсем уж человечьим, и это ещё более усилило её сочувствие. Столь глубокое её сопереживание его собачьей участи не могло не отразиться на чувствах умного, но покалеченного судьбою пса. Внезапно взгляд овчара повлажнел, и он опустил свою приподнятую морду: пёс, словно человек, прятал глаза. Переполнившись вдруг жгучей печалью, Рэки почувствовал, как его ослепило резью, и образ женщины расплылся в электрическом свете. Но это были мгновения. Лишь одна крупная слеза, смыв жгучесть с глаз, блеснула влажной дорожкой.
Впервые увидев собачьи слёзы и взгляд, пронзающий горечью лишений, женщина не смогла сдержать сердечного надрыва: её душа, всколыхнувшись, уже сама чувствовала всю внутреннюю боль его. Она вдруг поняла, что эта боль – не боль от ран, а та, что рвёт печалью сердце, от разлуки.
– Ну, что ты, милый… Чей же ты такой? – успокаивая лаской собаку, проговорила женщина. – Кто ж тебя оставил, такого
