резко меняются. Именно в таком положении я и оказался.
Молоденький с грязными белесыми волосами и массивным золотым перстнем-печаткой на пальце кум вяло пытался меня вербовать. Я вяло прикидывался дураком. Прокатило.
На ужин рыба. Дико вываренная, с метким местным названием «Братская могила».
«Матросская тишина» до революции – богадельня для пожилых моряков. Строили ее без всякого плана, по нужде достраивали и пристраивали, и получилось то, что получилось, – маленький городок для заключенных почти в центре Москвы.
А еще их всех, я имею в виду охранников, нужно очень, очень упрашивать. И тон при этом должен быть крайне жалостливый, просительный и нечеловечески убедительный.
– Ну пожалуйста, по-жа-луй-ста, старшой. Возьми деньги и сделай мне самую малость.
А он в ответ улыбается, как Мона Лиза, так же загадочно, с некоторой гадостностью и, как правило, отвечает:
– Не положено, – и при этом смотрит, сволочь, пристально и внимательно.
А ты ему:
– Ну пожалуйста, старшенький, будь человеком, помоги, выручи.
– Не положено… – И опять внимательный и загадочный взгляд.
А ты опять заводишь свою шарманку:
– Ну, выручи. Очень нужно! Прямо позарез. Пиздец как надо.
– Нихуя. Нельзя, запрещено.
А сам, гад, не уходит. Ждет. И тебе деваться некуда, а это значит – еще жалостливее, еще убедительнее:
– Ну, старшенький, будь любезен, пожалуйста!
Но вот в его глазах что-то дрогнуло, что-то там внутри сработало, щелкнуло, и он милостиво соглашается:
– Хуй с тобой, помогу тебе. В последний раз. Давай свои сраные лавэ, но быстрее. А то тут… могу передумать.
Большинство сокамерников – бесцветные лица, пустые, как мыльные пузыри, оболочки человеческих тел. Как пришли, так и ушли. Большинство в силу их пустоты и запомнить вряд ли можно.
В тюрьме происходит массовое отупение. Камера – словно общий вагон остановившегося в темноте поезда, где каждому наплевать на судьбу случайных попутчиков.
Тюрьма – это гигантский сгусток отрицательной, грязной энергии, разрушающей психику как заключенных, так и тюремщиков. Нельзя ставить вопрос, заболеет человек в тюрьме или нет. Это неправильно. Вопрос нужно ставить так: на каком месяце начнут барахлить печень, сердце, мозг?
Именно находясь за решеткой, Ганди впервые сформулировал основы своего учения, всколыхнувшего не только Индию, но и весь мир. Ничтожные мелочи ранят сильнее, чем целенаправленные серьезные удары судьбы.
Подобрать хорошего адвоката так же тяжело, как откопать останки динозавра в предгорьях Памира.
Большинство зеков верит только в то, что можно пощупать руками. Все остальное воспринимается не иначе как чушь. Им показывают выход, но они не хотят его видеть. Им предлагают помощь, но они упрямо
