ий, такой мягкий и удобный, невыносимо притягивал его безвольный взгляд. Подушка призывно изогнулась, а любимый шерстяной плед раскрыл свои тёплые объятия, обещая невыразимое удовольствие. Юноша только опустил глаза в пол, собирая всю свою волю в кулак, и говоря самому себе:
« Соберись, тряпка, соберись»
Всеволод Лютиков сжал зубы, представив себя героем, Мальчишом- Кибальчишом, которого зовут на последний бой с проклятыми буржуинами, и некому пойти, кроме него. Будильник мобильного зазвонил ещё раз, напоминая о предстоящем важнейшем для него рандеву.
Встал он после вчерашних событий с трудом, а ведь надо было поторопиться. Он пока жил дома один, родители были на даче, воздух, комары, клубника, всё такое. Так что и напоминать ему было некому, и он сказал сам себе:
– Надо ехать, давно собирался. Да и ждут меня.
Сева быстро поел. Не совсем быстро, разыгрался аппетит, и он пожарил яичницу с сосисками, и сварил крепкий кофе. Не забыл, как часто бывало, положил в свою наплечную сумку мобильный и планшет Huawei, своего незаменимого товарища по стихосложению. Сколько неплохих стихов он набил одним пальцем, стукая по виртуальной клаве своего китайского друга.
Единственно, выбирал одежду сегодня он очень тщательно, ведь совсем не дело разочаровывать друзей, особенно девушку. Выбрал брюки и рубашку катерпиллар, такие же удобные не жмущие ноги ботинки. Надо было смотреть на всё это с юмором, эту подготовку, и некоторым скепсисом, присущим каждому поэту. Стихосложение, как труд или увлечение, подразумевает определённую иронию к окружающему миру, иначе просто рифма не складывается и пропадает вдохновение. Ведь юноша, а ему было лишь 23, пописывал стихи, и как сам нескромно считал, очень неплохие.
К примеру:
Ветер, играя, листья раздувал,
И на ветвях, они еще висевшие
Прощались с отправившимися вдаль
В неведомое нечто, улетевшими
С утра он дошел со своей Новокузьминской улицы до Рязанки и перейдя улицу подземным переходом, сел на автобус М7, бывший раньше троллейбусом, гостеприимно распахнувшим ему свои синие двери и пустившийся вдаль по чёрному и нагревшемуся под солнцем асфальту. Сева уселся сзади, подобно ворону на самой высокой сосне, где он мог наблюдать за всеми в салоне. Он достал планшет, и принялся за заметки, которые делал часто, оказываясь в людном месте. Иногда получались весьма приличные строчки, которые становились основой его виршей. Напротив него сидели две девушки, оживленно говорившие о важном. Справа бабушка и внук высматривали в окно проходивших мимо людей, мальчишка при этом чертил пальцем по оконному стеклу. Вдруг он увидел в глубине салона мужчину небольшого роста, в светлом костюме и канотье, прикрывающей его золотистые волосы. Юному поэту показалось что он видел это лицо, но он только потряс головой, прогоняя видение. Забавный человек в шляпе будто пропал в толпе людей, сел на сиденье, и его не было больше видно за головами и спинами других пассажиров. Сева только вздохнул, и зябко передернулся, вспоминая вчерашний, да и позавчерашний дни.
День Есенина
Светило солнце, не было дождя, но началось всё еще хуже, чем обычно. Сева уже закрывал входную дверь, как увидел, что вход в квартиру рядом открыт. Железная дверь вызывающе распахнута, словно зазывала всех к себе в гости, а изнутри торчал ключ. Вероятно, Гера, сосед, не смог справится с замком, но в коридоре на коврике, ключ не лежал, что было уже странно. Сосед редко брал ключ с собой считая его невыразимо тяжёлым, оттягивающим карманы его треников. А тут дверь открыта, да и ключ в замке. Юноша только вздохнул, и пожал плечами, но зашёл внутрь, уже проклиная себя за опрометчивость. Кто его знает, что произошло? Хотя ни драки, ни скандала он не слышал. Но ведь Герка был неплохим парнем, хоть крепко пьющим, и надо было проверить, что да как у него дома.
Сева оглядывался, даже принюхивался, опасаясь наступить на что-то, похожее на лужу кроваво- красной крови, уже успевшей загустеть на старом линолеуме. Ни кислого, ни приторного запаха мертвечины он не почувствовал, и уже спокойно вошёл в комнату. Всеволод даже оторопел, когда увидел хозяина квартиры.
Вот сейчас сосед смотрел не отрываясь на розетку, что-то смахивая со стола ладонью. Скатерть начала топорщиться, а мужчина всё повторял и повторял это движение, как заведённый, не в силах остановиться. Выражение лица его стало непривычно внимательным, и он даже сдвинул брови к переносице, словно делал нечто потрясающее и невероятно разумное.
– Привет, Сева, – быстро повернул голову Гера, поздоровавшись, и опять занялся тем же трудным делом и непонятным делом.
Каким же делом? Тем же самым, приятель закончив стряхивать со стола, теперь внимательно изучал белую пожелтевшую розетку, смотревшую на него двумя дырками.
– Чаю хочешь? – гостеприимно изрек он, не открывая взгляда от чернеющих отверстий электророзетки, –
