с пылающим огнем. Триста пудов[40] пороху! Кричу: «Хватай, ребята!» Схватил я лоскут голыми руками, смял, затоптал. Замяли, затоптали огонь – не дали кораблю взорваться. Сами чуть от дыма не задохнулись. Открыли люк. А наверху и не догадался никто, что у нас было. «Давай порох! Чего вы там – заснули, что ли?»
– Покажи ладони, Стрёма, – попросил Веня.
Стрёма сунул шапку под мышку и протянул ладони с белыми рубцами от ожогов.
– Наталья, смотри! – приказал Веня сестре.
Наташа посмотрела на руки Стрёмы. Губы ее свело звездочкой, будто она попробовала неспелого винограда.
– Как вы могли на такое дело пойти, Петр Иванович… Желанный мой! – прибавила она, уронив голову на руки. Из глаз ее полились слезы.
– Полундра! – прокричал Веня сигнальное слово пожарной тревоги.
– Не согласно морскому уставу! – поправил Веню Стрёма. – Когда в крюйт-камере огонь, пожарную тревогу не бьют, а, задраив люки, выбивают клинья, чтобы оную затопить. И помпы[41] не качают… Напрасно слезы льете, Наталья Андреевна. У меня в груди бушует такое пламя, что его и паровой помпой не залить.
– И ты не по уставу – руками огонь гасил! – заметил Веня.
– Да ведь, чудак ты, подмоченным порохом пушки не заряжают! Имейте это в виду, Наталья Андреевна.
Наташа перестала лить слезы, вытерла глаза и опять принялась за работу.
– Наталья Андреевна! – воскликнул Стрёма. – Оставьте в покое свои палочки на один секунд. Решите нашу судьбу. Довольно бушевать огню в моей груди!
– Чего вы желаете от меня, Петр Иваныч?
– Мы желаем быть вашим законным матросом!
– Что вы, что вы! Очень круто повернули. Пора ли такие речи говорить? Война ведь. При вашем, Петр Иванович, горячем характере вас убьют, чего боже упаси, и я останусь вдовой матросской… Радости мало!
– Эх, Наталья Андреевна! Ну, когда так, будьте здоровы, Наталья Андреевна!
– И вам того желаю, Петр Иванович!..
Стрёма ушел разгневанный.
Веня вскочил, закружился по комнате, кинулся обнимать сестру:
– Молодец, Наталья! Как ты его! Чего выдумал: свадьбу играть…
– Самое время! – отстраняя брата, сквозь слезы пробурчала Наташа. – Отвяжись! Поди на двор, что ли! Погляди, чего еще там.
Веня выбежал на улицу и крикнул вслед Стрёме:
– Напоролся на мель при всех парусах!
Стрёма не оглянулся. Навстречу ему шли с двуручной корзиной намытого белья мать Наташи, Анна Могученко, и ее дочь Хоня.
Матрос снял перед ними шапку и прошел дальше. А женщины уже собирались поставить на землю тяжелую ношу, чтобы отдохнуть и поболтать со Стрёмой.
– Чего это Стрёма был? – спросила мать Веню, входя во двор.
– Свадьбу играть хочет!
– Ахти мне! Аккурат в пору!.. Давай, Веня, веревки – белье вешать.
