вздохнув, соврала Брагина.– Просто Жан, он ведь настоящий русский герой. Наш президент, как и ваш тоже, награждает только достойных…
Елизавета старалась скрыть волнение, но у неё ничего не получалось. Хоть и была она профессиональной актрисой, но сейчас фальшь на её лице была видна не вооруженным глазом, и француз почувствовал это. Слезы предательски потекли из глаз, и она, прилагая все усилия, никак не могла остановить это бесконечный поток. Воспоминания о прошедшем детстве, вызывали в её душе приступ безудержной ностальгии, и это еще больше провоцировало её на плач.
– Тый плакать?! Что он такое делать,– спросил Жан.
– Подвиг, наверное… Он ведь Жан, миротворец,– ответила Брагина. – Его наградили за спасение граждан Осетии, и принуждение Грузии к миру.
– Так у нас во Франции говорят, что это Россия нападать на бедный и беззащитный Грузия,– сказал Жан. – Это ваш Россия – это он агрессор…
В тот миг Брагина, словно получила пощечину. Она выключила телевизор, и в нервах швырнула пульт на диван. В номере воцарилась напряженная тишина. Жан понял, что сморозил какую- то глупость, назвав Россию агрессором. Он даже захотел извиниться за свою опрометчивость, но было поздно. Брагина глубоко и взволнованно задышала, она схватила из вазы букет с розами, и бросила их в сторону француза. Цветы веером рассыпались по полу, став невинной жертвой политических разногласий.
– Выйди отсюда вон,– сказала она, прищуривая глаза, словно дикая пантера в минуту ярости. – Я не хочу больше тебя видеть…
– Прости! Я не подумать, что ты такой ранимый,– стал извиняться француз. Он почувствовал, как у него из рук «ускользает» его русская любовь. – Я не хотеть тебя обидеть… Я француз, и много не понимать ваша история…
– Вот иди, и учи эту самую – нашу историю,– сказала Елизавета. – Моя страна никогда не на кого не нападала в отличие от твоей родной Франции. Надеюсь, имя Наполеон тебе о чем- то говорит,– сказала Брагина. – Или ты думаешь, мы сами сожгли Москву, чтобы зимой в ней было тепло добрым и милым французским парням, которые пришли в мою страну грабить состоятельных помещиков и богатые церковные приходы… А может ты забыл, что делали французские военные из АНТАНТЫ в моей стране, когда Россия тонула в крови гражданской войны? И Крым вы не хотели отжать у нас в девятнадцатом веке?…
– Ну, Элиз… Я же просить прощения,– сказал Жан, собирая цветы с пола. – Я не знать, что у вас произходить з Грузия. Я Элиз, не политик, я просто делать во Франции вино. Очень короший вино. Я бизнесмен…
Брагина смотрела на француза, и не могла понять, что в нем было такого, чем он мог тронуть её «сердечные струны». Ей с ним было необыкновенно хорошо и необыкновенно уютно. Где- то под сердцем, у неё шевелились странные пушистые шарики, которые придавали ей какие- то новые и приятные ощущения. С одной стороны: в её памяти всплыл влюбленный образ Макса, который она не имела право забыть, а с другой стороны – этот слегка наивный Жан–Пьер
