не мог, что их было так много.
– Как себя чувствуешь, Кудесник? – раздался тот же голос.
– Пока не пойму, – я посмотрел в ту сторону, где находился говоривший, и увидел Леонида.
Воин сидел, вытянув в разные стороны ноги и свесив меж ними руки. Голый, как прибрежная скала. Его тело покрывали лишь многочисленные шрамы, рубцы и ссадины. Выглядел он очень внушительно. Не особенно высок – чуть выше среднего роста, но с потрясающим телом, закаленным в бесчисленных схватках и жизненных невзгодах. Собственно, мускулистым тело Леонида назвать было нельзя – мышцы его почти не создавали рельефа. Но они были везде, оплетая костяк с ног до головы толстым покрывалом. Кости под кожей проступали лишь на локтях, коленях, костяшках пальцев и ступнях. Ну и, само собой, на голове – я еще не видел ни одного человека с мускулистой головой, и Леонид не стал первым. Но все остальное в нем буквально дышало мощью – он был абсолютный самец, вожак стаи, способный разорвать любого соперника посредством одного лишь авторитета. Хотя все равно предпочел бы драку. У него был такой вид, что казалось – возьми он в руки палку, и палка станет мечом. Возьми ложку – и ложка обратится в дротик. Щита и доспехов его менталитет явно не признавал.
– Мы на тебя уже полчаса смотрим, все гадаем, чего это Доктор с тобой так долго возился, – снова подал голос Леонид.
– Голова, – объяснил я. – Меня расстреляли. Шесть пуль в голову. Доктору пришлось часть ткани менять.
– Серьезно? – удивился Леонид. – Мне проще. Меня зарезали. Несколько ударов – и все. – Он потер свежий шрам на груди, чуть ниже левого соска и усмехнулся: – Со мной вообще обычно поступают без особой выдумки. Чем проще, тем быстрее – чем быстрее, тем безопаснее. Боятся. Я ведь, если выживу после первого удара – порву на тряпочки.
– Перед тобой вообще сидит образчик человеческой доблести, возведенной в высшую степень и приравненной к идиотизму, – раздался второй голос, в котором явственно звучала ленивая и незлобная насмешка. – Слыхивал я, что он один на один против тысячи персов стоял и нарубал их, что крестьянин – дров.
– Дурак, – также беззлобно усмехнулся Леонид. – Все б тебе болтать. Это не я один против тысячи бился, это у меня под началом столько было. Фермопильское ущелье от двухсоттысячной армии Ксеркса защищали. – Он вздохнул и, как я с удивлением отметил, облизнулся. – Да мы бы тогда выстояли. Мы персов накрошили – аккурат половину ущелья трупами завалило. А у нас – ну, человек сто полегло. Если бы не тот пастух, Эфиальт, что их к нам в тыл вывел… Жалко! Сойтись бы на том же месте с теми же силами, только в честной сече – доблесть против доблести, меч против меча, посмотрел бы я еще, чья взяла! А то – с тылу навалились… Но какие воины у меня были! Один к одному, спартанцы, моя школа! Никто не отступил, все на месте полегли.
– И ты тоже, – докончил Игрок. И, повернувшись ко мне, добавил: – И вот с этим человеком мне уже полтора часа общаться приходится. А он ни о чем, кроме войны, говорить не хочет. Прямо тоска берет.
Я
