квартиры и удивляюсь, насколько здесь все…старое.
– Вероятно, там не слишком чисто, ты это имела в виду.
Я промолчала.
– Все необходимые данные я скинул тебе на почту. Если ты еще не передумала.
– Я же здесь. И я хочу разобраться.
– Я так и думал.
– Дядя Боря, а как мне с Венькой встретиться?
– Он в изоляторе. До суда. Который, как ты уже знаешь, состоится через пару недель.
– К нему пускают?
– Меня как официального опекуна пустили всего раз. Тебя, думаю, как родственницу, тоже должны.
– Поняла. Спасибо.
– До связи, Марина.
Пиликнув, экран погас. Что ж, видимо, дядя за эти годы не слишком изменился, и разлука не заставила стать хотя бы чуть-чуть эмоциональнее. Винить его я не могла. Он всегда делал то, что считает нужным и правильным, но делал молча, не уделяя время лишним разговорам и успокоениям. Даже когда мне пришлось практически бежать отсюда, старый вампир просто поставил перед фактом меня и нашу родню, приобрел билеты и вручил деньги на первое время. Я не обижалась. Я его знала и любила именно таким.
Пообедав на скорую руку коровьей кровью из тетрапака, решила не терять драгоценный день, и отправилась в СИЗО номер один. Мельком глянула в покрытое пылью зеркало. Из отражения на меня смотрела бледная, местами прозрачная женщина.
– Мать твою!
– Не выражайся, тебе не идет! – призрачная гостья вытянула руку, словно собираясь коснуться моего лица, но передумала. – Приветствую тебя, Марианна. Отрадно видеть тебя в родном доме.
– Марина, – автоматически поправила я прапрабабку.
– Ох, эти современные нравы! Говорила Глебу, чтобы он дал дочери достойное имя, но нет же, он никогда не слушал умные советы, – хранительница рода задумчиво покосилась на мобильник, торчащий из кармана черных джинцов. – Что, Борис все еще считает, что этому смертному нужна помощь?
– Да, как и я.
– Конечно, как и ты. Во что превратили семью! Ты, последняя Дубровская, и так навлекла гнев на весь род из-за сомнительной радости защитить человечков, этих слабых, ничтожных существ! Так еще и продолжаешь творить всякие непотребства?
– Это какие?
Нет, на самом деле я по-своему люблю и даже уважаю Изольду, положившую свое посмертие на то, чтобы оберегать остатки когда-то сильнейшей династии. Но родственница погибла от рук собственного мужа слишком давно, и, как она справедливо заметила, нравы с тех пор действительно изменились. А ее бесконечные стенания по былой славе и могуществу порядком достали. Живя в Мурманске, я периодически завешивала зеркала черной тканью, когда особенно уставала от ее лекций, но вездесущая хранительница не собиралась сдаваться и оставить меня в покое. К дяде она, кстати, относилась с куда большим пиететом.
– Как будто ты не знаешь! Ты покинула
