Андрей, за все. Если что-нибудь ещё потребуется, я непременно обращусь. Мне кажется, нам сейчас стоило бы перейти к более серьёзному, чем мое жилище, предмету. Я имею в виду нашу общую теперь работу. Если нет возражений, предлагаю зайти куда-нибудь, где можно получить чашку кофе или чая, и где можно спокойно побеседовать. Здесь, к сожалению, можно пока только присесть. В гостиной или на террасе, там я видел садовую мебель.
– Давайте все же здесь, в смысле на террасе. Тихо, никто не мешает и кресла из ротанга очень удобные. В наших кафе таких нет, а кофе можно и потом попить.
– Отлично! – согласился Иван, выходя на террасу и пододвигая Андрею большое плетеное кресло, – мне здесь, у вас, вообще очень нравится. Я имею в виду не только этот замечательный коттедж, но весь поселок. Он с одной стороны уютный и живописный, а с другой очень понятный. Здесь легко ориентироваться, несмотря на сложную, казалось бы, планировку.
– Спасибо. Это комплимент нашей мастерской, поскольку мы сами проектировали все, что здесь построено. Старались! А вот задача, которую нам предстоит решить с вашим участием, намного сложнее. Вы ведь знаете, что мы работаем сейчас над программой «Культурно-образовательного центра?
– Да, конечно. Леший довольно подробно рассказал о работе Центра. Правда, это был взгляд администратора, а не руководителя конкретного проекта. Мне кажется, что подобный проект это единственный правильный путь настоящей качественной перестройки жизни в стране. Важно только не ошибиться в определении целей и задач как проекта, так и самого будущего центра. Да и страны в целом. А в сегодняшней ситуации нелегко не столько даже найти правильное решение, сколько добиться его признания теми, от кого зависит реализация проекта.
Иван погрузился в привычные глубокие размышления, в которых ему в вековой тишине подземелья никто не мог прежде помешать. Понимал ли он, на что меняет этот комфорт одиночества, эти уникальные условия, в котором он мог быть высшей и конечной властью? Мог ли он оценить ту степень перемен в мире, который все последние годы он видел лишь издалека, либо через призму иного сознания, уже пропитанного чуждыми ему идеями и ценностями?
Но разве у него есть сегодня выбор? Разве он все ещё не понимает сути происходящего и разве не может он вслух сказать о том что видит, о том, что постиг? И разве не должен он поделиться своими мыслями и чувствами с теми, чьи души и чье сознание ещё открыто добру? И, наконец, разве не будет он хуже тех, кому должен противостоять, если промолчит, укрывшись за каменными стенами?
– Время на разработку проекта у нас ещё есть, но что такое три года в нашей ситуации, я пока не знаю, – снова заговорил Андрей, – когда есть полное задание на проектирование, разработать проектную документацию такого объекта можно и за два года. Но у нас на сегодня нет пока ничего кроме философско-психологических соображений да некоторых педагогических и собственно архитектурных
