то никогда бы не выбрала такую тощую девчонку. Ну, о какой жалости может идти речь… Пусть только кизляр-ага скажет мне хоть слово! Да я его в порошок сотру! Идем же, упрямая ослица!
Василике с трудом поспевала за своей тучной хозяйкой, гадая, для чего та ее приобрела. «Я готова быть и прачкой, и судомойкой! Я готова даже в хлеву убираться! Только бы не стать очередной игрушкой в гареме какого-нибудь сластолюбца! Я готова на все, кроме этого…»
Меж тем невольничий рынок остался позади. Покупательница под густой вуалью продолжала тянуть усталую, измученную Василике, словно упрямого осла, через запруженные народом улицы. Она что-то бормотала себе под нос, а девушка пыталась запомнить дорогу. «Может быть, я все-таки смогу убежать…»
– Ты даже не представляешь, тупица, как тебе повезло, – толстуха не прерывала своей речи ни на миг. – Нашей маленькой принцессе, да пребудет с ней Аллах всесильный, понадобилась новая игрушка! Подавай ей теперь компаньонку – мы, вишь ты, выросли и желаем беседовать о возвышенном не со старухами-банщицами и не с одалисками-тупицами, а с девой, рожденной свободной! Рожденной в далекой стране под рукой другого бога! Да разве сие мыслимо! О чем можно с такой вот тощей бездельницей «беседовать»? Чему хорошему она может научить? Что достойного она видела в своей жизни?..
Василике разбирала отдельные слова. И нельзя сказать, чтобы слова эти ее успокаивали – скорее наоборот. Опасность висела над самой ее жизнью, черной пеленой затягивая разум. Девушка даже подумала, что участь наложницы была бы не так страшна – говорят же, что некоторые хозяева добры к своим женщинам, что не только жадны до их тел, но даже и внимательны к ним. Говорят, что такие домашние тираны иногда дарят своим женщинам подарки, дозволяют выйти в лавку или на базар. А разве это не путь к свободе?
– Ну вот, – возле неприметного дома толстуха наконец замедлила шаг. – Мы на месте. Скоро я отделаюсь от тебя. Но кизляр-ага, клянусь, дорого заплатит за мой позор. Чтобы я, Заира, почтенная матрона, словно последний евнух, толклась по базару в поисках какой-то тощей девчонки! Да у Хаджи-бея не хватит золота, чтобы извиниться передо мной… Ну вот…
Раскрылась еще одна дверь, и Василике ступила на мраморный пол скверно освещенной комнаты. «Должно быть, сейчас она меня опять кому-то станет продавать… Не зря же так усердно считала золотые…»
– Хозяин ждет вас. Следуйте за мной, – тон вышедшего был сух, а жесты скупы.
Хотя Василике почти не знала языка своей новой страны, смысл его слов был ясен.
«Да, наверняка сейчас продаст… – подумала девушка. – Да еще и торговаться начнет…» Василике давно уже перестала вспоминать, что она не мылась долгих десять дней, что сейчас более похожа на драную кошку, чем на юную деву, что никакой вменяемый хозяин не даст за нее и золотого… Разве что она приобретена была для какой-то особой цели…
Дом нельзя было назвать огромным, но комнаты с высокими потолками, которые поддерживали мраморные колонны, казались просторными, наполненными воздухом. На полу лежали ковры прекрасной работы, сияющие изумительными
