дырок, да и те щербатые. На ее ногах Чанда Деви заметила кровь – возможно, из-за ходьбы босиком по тропинкам, изобилующим пиявками. Это показалось ей странным. Цивилизация еще только проникала на острова, но с откровенной нищетой Чанда Деви здесь раньше не сталкивалась.
Накануне отъезда четы Варма из Савитри-Нагара пастор привел Мэри в домик для гостей. “Ей всего двадцать, а ее жизнь уже кончена”, – сказал он. Ее муж, рабочий из Бирмы, погиб от несчастного случая. Пастор оплатил похороны и отправил их восьмимесячного сына в Рангун: нельзя ведь рассчитывать, что Мэри сможет вырастить его в одиночку, когда она сама еще дитя! Родители Мэри отреклись от нее, так же как и остальные члены общины, после того как она сбежала из дома с буддистом. Но пастор пожалел ее. В конце концов, она была первой, кто родился в его поселениях. Он не мог отвергнуть ребенка, которого крестил.
Чанда Деви поняла, к чему клонит святой отец. “Я посоветуюсь с мужем”, – сказала она и выпроводила их. Она боялась, что пастор, любитель поговорить, отнимет у нее все утро целиком.
Вечером Гириджа Прасад усомнился в целесообразности решения жены взять с собой девушку.
– Она нужна нам так же, как мы ей, – последовал ответ.
– Мало того, что она христианской веры, еще и родители у нее из Бирмы. Я уверен, что эта девушка не вегетарианка, – сказал Гириджа. Как глава семьи, он был раздосадован. Даже служанки вызывают здесь больше сочувствия, чем он!
Мэри уплыла вместе с ними на “Океанской блуднице”. Никто, даже пастор, не пришел помахать ей на прощанье. В Порт-Блэре Чанда Деви первым делом повела ее на рынок. С этих пор Мэри предстояло носить рубашку и лонги, как всем остальным бирманкам, поскольку Чанда Деви не могла допустить, чтобы по Бунгало Гуденафа разгуливала пара голых ног – при наличии там целого взвода обделенных призраков мужского пола это означало слишком серьезный риск. Когда все необходимое было куплено, она угостила девушку митхаем в кондитерской, которую помогала открывать.
– Надо что-нибудь еще? – спросила она у Мэри, понимающей на хинди лишь самые простые вопросы.
Та помотала головой. Раны на ее ногах, теперь обутых в чаппалы[22], все еще кровоточили. Вдобавок она обгорела на солнце, и кожа слезала с ее локтей и щек, точно змеиная шкура во время линьки.
– Ты христианка или буддистка?
Мэри кивнула в растерянности, потом виновато улыбнулась.
– Ты в Бога веришь?
В глазах Мэри стояли слезы. Она закрыла глаза ладонями, улыбаясь еще шире.
Вечером того же дня Чанда Деви попросила Гириджу Прасада принести для Мэри Библию на английском.
– А она просила? – К этой поре Гириджа уже научился распознавать, какие инициативы исходят от его жены.
– Она так рано потеряла всех и всё, – ответила Чанда Деви. – Без Бога в утрате нет цели. Ей нужна вера, чтобы начать
Кожаные сандалии.
